Базельский мир

– Извини, Томас, мало времени, – сказал я. – Я сразу начну с главного, а ты слушай. – Я оглянулся по сторонам, аллея была пустынной. – Алекс Кей, лидер «Кей френдз», его настоящее имя Александр Комин, это мой друг, мы вместе учились в университете.

– Я начинал догадываться, – сказал Томас. – Еще тогда в Асконе, в парке Монте Верита…

– Да, да, – торопливо перебил его я. – Комин попал в большую беду. Он сейчас в Цюрихе.

Томас удивленно взглянул на меня.

– Да! В Цюрихе. В специальной клинике, где… – от волнения и спешки я с трудом подбирал немецкие слова, – где помогают самоубийцам.

– В клинике, где помогают самоубийцам, – повторил пораженный Томас.

– Я только что оттуда, видел его. Он в плохой форме, надо его вытаскивать..

– Ты был в этой клинике? – еще больше поразился Томас.

– Да, час назад.

– Но разве там разрешены посещения?

– Почему нет? Ты знаешь эту клинику? Знаешь доктора Бишофбергера?

– Нет, доктора Бишофбергера не знаю, но клинику, конечно, знаю. Я даже писал о них. Но чтобы там можно было навещать пациентов! Это как-то…

– Это все спецслужбы! – перебил я. – ФСБ, ЦРУ, не знаю, кто… Они пытались вытянуть из меня информацию о его контактах, но я ничего им не сказал. Самому Комину дают какие-то препараты, он лежит там, как овощ. Если мы не вытащим его, он пропадет. Они его убьют, прямо в клинике. Это страшные люди.

– Да, страшные, согласен. Ты знаешь, я не религиозный человек, но я получил католическое воспитание. То, что там происходит, это чудовищно! – Томас побледнел от волнения. – Мы должны действовать немедленно!

Я немного удивился такой бурной реакции всегда сдержанного Томаса. Причем здесь католическое воспитание, я тоже не совсем понял, но согласился с тем, что нужно действовать немедленно.

Я лежал в неудобной позе уже сорок минут, в упор разглядывая тканевый узор на обивке заднего сиденья в маленьком «фольксвагене» Томаса. «Фольксваген» кружил по темному вечернему городу. Томас решил ехать в клинику окольными, одному ему известными путями, чтобы сбить с толку возможных преследователей.

По этой же причине я лежал сзади, подтянув ноги к подбородку и страдая от боли в затекшей спине. Со стороны должно было казаться, что Томас в машине один.

Наконец машина остановилась, Томас заглушил двигатель.

– Полежи пока, я осмотрюсь, – сказал он и вышел.

Осматривался он бесконечно долго, я начал уже поскуливать от боли в спине. Наконец дверь машины открылась.

– Выходи, – шепотом сказал Томас, – иди за мной!

Кровь толчками возвращалась в мои руки и ноги. Двигаясь, как робот, я проковылял вслед за Томасом до запасного выхода с обратной стороны здания.

Томас достал из сумки заготовку ключа и маленький молоток. На руках у него были садовые перчатки – он прекрасно подготовился.

– Я знаю одного бывшего взломщика, – шепотом объяснил Томас. – Писал как-то статью о социальной адаптации преступников. Он показал мне этот способ. Очень полезный навык. Знаешь, сколько тут стоят услуги слесаря…

Томас вставил заготовку ключа в замочную скважину, легонько ударил молотком, потом еще ударил, потом еще раз – с шестой или седьмой попытки замок щелкнул и открылся.

Мы застыли на несколько секунд, ожидая, сработает ли сигнализация. Сигнализация молчала. Взлом удался.

– Где находится его комната? – спросил Томас, когда мы выбрались из полуподвала на первый этаж.

– Где-то здесь, кажется, по левой стороне, – я пытался сориентироваться в сумеречном коридоре, освещенном двумя тусклыми лампочками. Это было непросто. Бишофбергер вел меня со стороны главного входа, а мы вошли с обратной стороны.

– Эта или эта… – я остановился перед двумя дверьми, на одной был номер 5, на другой 6.

– 5 или 6? Вспомни! – прошептал Томас.

– Не помню! – зашептал я в ответ. – Номеров вообще не помню!

Из дальнего конца коридора донесся шум, там включили свет. Я повернул ручку ближайшей двери, она оказалась не запертой, мы с Томасом быстро втиснулись внутрь и прикрыли за собой дверь. В комнате было совершенно темно. По мере того, как глаза привыкали к темноте, я смог различить кровать, которая стояла у дальней стены, не так, как в палате у Комина.

– Кто здесь? – раздался слабый мужской голос.

– Это не Комин, – шепнул я Томасу. – Не та комната.

– Кто здесь? – повторил голос громче.

– Тише, пожалуйста! – шепотом сказал Томас. – Мы сейчас уйдем.

– Кто вы? – донеслось с кровати.

– Пожалуйста, тише! – умоляюще зашептал Томас.

– Вас послала Мириам? – голос стал тише.

– Нет, не Мириам. Не волнуйтесь, пожалуйста! Мы через минуту уйдем.

– А кто вас прислал сюда? Айзек?

– Нет, не Айзек.

– Значит, все-таки Мириам! – заключил голос. – Так вот, передайте ей, что я не жалею о том, что произошло. И она сама скоро убедится, что я был прав. Так ей и скажите, слышите?

– Послушайте, мы не знаем никакую Мириам, – вступил в разговор я. – Вы сами ей скажете все, что считаете нужным…

– Что значит, я сам? Когда я ей скажу? – голос стал удивленным.

– Когда увидите ее…

– Увижу? Что с ней? Она умерла?

– Тише, ради бога! Вы увидите ее, когда вас вылечат, и вы вернетесь домой.

– Вылечат? Вы с ума сошли! Здесь не лечат!

Тут во мне шевельнулось нехорошее предчувствие. Я еще раз обвел глазами темную палату, темный силуэт кровати, и задал вопрос, который в этой ситуации звучал, наверное, чрезвычайно глупо.

– Простите, это Хёнг? – спросил я.

– Что? – донеслось с кровати.

– Это Хёнг? Район Хёнг? – спросил я у Томаса.

– Это Валисхофен, – ответил Томас.

Меня словно током ударило.

– Почему Валисхофен!? – накинулся я на Томаса. – Я же говорил тебе, клиника в Хёнге!

– Ты вообще не говорил, где она находится!

Действительно, не говорил, вспомнил я.

– А почему тогда мы приехали в Валисхофен?

– Ты сказал, что Комин в клинике, где помогают совершать самоубийства… Она одна такая, единственная в мире.