Базельский мир

Командиром взвода был лейтенант Сальцев, спортсмен, позёр и искрометный, изобретательный садист. У него была молодая жена и множество дел за пределами части, поэтому свои редкие появления перед личным составом он обставлял в духе казней египетских. Одна из казней называлась зловещим словом «кунг». К нам был приписан грузовик с кузовом-кунгом, в котором находился громоздкий электронный тренажер для имитации пусков противотанковых ракет. Тренажер не работал – никогда. Вообще, мы ничтожно мало занимались своей армейской специальностью – этими самыми ракетами. Я не мог этого понять, пока Сальцев не объяснил, что время жизни расчета передвижной ракетной установки на поле боя – десять секунд после пуска первой ракеты. Ровно столько нужно противнику, чтобы засечь пуск и уничтожить расчет. Убегать, прятаться бесполезно. Привел установку в боевое положение, развернул в сторону вражеских танков, нажал кнопку, сосчитал до десяти – всё. Война окончена. Осознав это, я перестал удивляться многим вещам в окружающей меня армейской действительности. Например, тому, что грузовик с тренажером использовался просто как грузовик, чтобы ездить на полигон и обратно. Так как мертвый тренажер занимал собой больше половины объема кунга, поместиться в нем с минимальным комфортом могли человек десять. Нас было тридцать. Тридцать человек тоже могли поместиться в кунге, если расположиться друг на друге и занять собой все причудливые просветы между частями тренажера и стенками. Погрузка всегда сопровождалась криками, руганью, обменом тумаками, и занимала несколько минут. Сальцев решил сократить время погрузки до десяти секунд (эти сакральные десять секунд, должно быть, тоже крепко сидели в его голове). Каждый день взвод выстраивался перед грузовиком, следовала команда «по машинам!», а через десять секунд «отставить!». Много дней, раз за разом, невзирая на разбитые носы и синяки. Сальцев безмерно гордился своим изобретением, он считал, что это упражнение укрепляет дисциплину, сплоченность и поднимает боевой дух. Когда желаемые десять секунд были достигнуты, Сальцев придумал новое упражнение. Расстояние от казарм до полигона составляло пять километров. Он ехал в кабине грузовика, взвод бежал следом. Каждые пятьсот метров грузовик притормаживал, и два первых солдата могли запрыгнуть в кузов, через пятьсот метров еще два, и так далее. Если кто-то сильно отставал, грузовик разворачивался, возвращался, и все начиналось заново. Так прошло лето, а к осени, когда полк выезжал на трехнедельные стрельбы в леса под Выборгом, у большинства солдат шок первых армейских месяцев сменился стойкой ненавистью к офицерам, сержантам и курсантам других национальностей. Старослужащие земляки из батальона обеспечения успели объяснить каждому, как грамотно косить от службы, что на гауптвахту не сажают, потому что это портит статистику, бить до крови сержантам запрещает замполит, что над замполитом батареи есть еще замполит дивизиона, который с ним в контрах и охотно выслушивает все жалобы. И как правильно произносить матерную версию фразы «мне все равно», чтобы она звучала убедительно и нагло, как выстрелившая из бутылки пробка.

На осенние стрельбы от взвода поехали пятнадцать человек, самых худших. Тех, что попокладистей, старшина батареи оставил в части – нести караульную службу и ходить в наряды, те, что поумней, укрылись в медсанчасти.

Эти пятнадцать человек промозглым сентябрьским утром выгрузились из «кунга» на краю полигона, разобрали лопаты, топоры и пилы и построились кривой шеренгой. Грязные, оборванные, за две недели жизни в палатках принявшие совершенно дикий вид.

– Гвардейцы! – высокопарно начал Сальцев. – Перед нашим героическим взводом поставлена важная стратегическая задача – предотвратить затопление командно-наблюдательного пункта. Вот этого самого. – Он указал на укрытое маскировочной сеткой сооружение в сотне метров от нас. – Все вы знаете, что через три дня начнутся итоговые стрельбы, прибудет комиссия из округа, а на командном пункте сыро, вода, понимаешь. Генералы и полковники этого не любят. Чтобы они смогли оценить высочайший уровень боевой и политической подготовки нашего полка, на командном пункте воды быть не должно. На передний край борьбы с этим природным явлением и выдвинут наш взвод. Наша задача – прокопать ров вдоль тыльной части командного пункта глубиной не меньше метра и шириной не меньше двух метров для сбора этой гадской воды. А именно – отсюда сюда, – Сальцев воткнул одну лопату в начале будущего рва, другую в конце, на приличном расстоянии. – Срок исполнения – один день. То есть пока не прокапаете, никто отсюда не уйдет! Задача ясна?

Все хмуро разглядывали воткнутые лопаты.

– Не слышу! – Сальцев хищно сузил глаза. – Задача ясна?

– Так точно, – раздался нестройный хор голосов.

– Выполнять! – рявкнул Сальцев, запрыгнул в грузовик и укатил на политзанятия для офицеров.

Курсанты дружно расселись на заросшие мхом кочки и закурили.

– Обед-то нам сюда, что ли, привезут? – спросил один.

– Привезут, – протянул кто-то в ответ.

– Это хорошо. Когда привозят, всегда больше получается.

Завязался разговор о еде.

Докурив свою сигарету, я скомандовал:

– Становись!

Начали нехотя подниматься. Азербайджанец Алиев и два его земляка остались сидеть.

– Алиев, была команда «становись», – сказал я.

– Не могу, товарищ сержант, нога болит, спина болит, – Алиев осклабился.

– Встать! – за год службы я научился выкрикивать эту команду с правильной угрожающей интонацией.

Алиев медленно поднялся, его земляки тоже.

– Копать не буду, – он взялся за спину. – Не могу.

– Мало по нарядам шуршал, еще захотелось?

Алиев издал пробочный звук, означающий «мне все равно». Его дружки нагло заулыбались, за лопаты они так и не взялись.

Земля сочилась влагой через толстый слой дерна. Любая выкопанная яма моментально заполнялась водой. В тыл командному пункту зашло болото и, наверное, уже много лет вело медленное, но неотвратимое наступление. Толку в нашем рве не будет никакого, это стало ясно после первых ударов лопатами в пропитанный водой грунт. Зато начальство подстрахуется. Меры были приняты, вот ров.

Копали вяло, я не подгонял. Сам тоже взялся за лопату, хотя по заведенному порядку не должен был, хотелось согреться и отвлечься от невеселых мыслей. Угнетала не абсурдность затеи с дурацким рвом. Вся армия – абсурд, если вспомнить те самые десять секунд. Ракетный расчет – десять секунд, танк, говорят, две минуты, а такой командный пункт сколько? Час? Какая разница, сухие будут ноги у генералов или мокрые. Угнетало то, что ноги были мокрые у меня. Прохудились сапоги. Починить негде, новые взять неоткуда. Нужно ждать до возвращения в казармы. А если пойдут дожди?

Ко мне подошел Балаян, носатый бакинский армянин, самый старший во взводе. Он загремел в армию в двадцать три года, а выглядел на все тридцать.

– Товарищ сержант, – начал он вкрадчиво. – Давай Алиеву этому несчастный случай сделаем. Вон то бревно на него упадет. Достал он уже, слушай…

– Отставить, Балаян, – сказал я, продолжая копать.

– Совсем он оборзел, – не унимался Балаян. – Ты копаешь, я копаю, он не копает! Ты не бойся, мы с Копысовым все чики-пики сделаем, бревно само упадет, вот увидишь.

– Балаян, отставить! – повторил я тверже. – Вернись на место!

– Вах! – махнул рукой Балаян и добавил армянское ругательство. На место он не вернулся, отошел в сторону и уселся на кочке. Тут же к нему присоединился Копысов.

– Перекур бы, товарищ сержант! – раздался чей-то голос.

– Перекур, – объявил я.

Нашел сухое место, скинул бушлат, сел, повернувшись спиной к взводу, чтобы никого из них не видеть. Осень выдалась роскошной – сухой, прозрачной, душистой. В воздухе летали паутинки, пахло грибами, откуда-то тянуло дымком. А тут ров, Алиев скалится, и сапоги течь дали. Закрыл глаза в надежде задремать.

Задремать не вышло.

– Товарищ сержант!

Открыл глаза, передо мной Мухаметдинов, узбек.

– Товарищ сержант! – нараспев произнес Мухаметдинов. – Кабаев говорит, неправильно копаем.

– Какой Кабаев? – не понял я.

– Вот этот Кабаев! – высокий Мухаметдинов сделал шаг в сторону и вытолкнул у себя из-за спины маленького Кабаева, который пытался за него спрятаться. Кабаев был самым незаметным курсантом во взводе, щуплый, с цыплячьей шеей. Алиев с кавказскими дружками давно бы сжили его со свету, но узбеки своих в обиду не давали. По-русски он говорил очень плохо, на глаза старался не попадаться.

– Вот как! – удивился я. – Интересно. А как надо правильно копать?

– Там! – Мухаметдинов показал в сторону хилой рощицы. – Там есть вода, надо там одна канава в другая копать, тогда здесь вода уйдет. Мы сейчас посмотрели. Точно тебе говорю.

– Это Кабаев так сказал?

– Так точно! – радостно кивнул Мухаметдинов.

– А ты слышал, что лейтенант Сальцев сказал? Копать отсюда и досюда. Это приказ, Мухаметдинов. А приказы, как ты, наверное, успел заметить, не обсуждаются.

– Ээ, товарищ сержант, – пропел Мухаметдинов. – Здесь вода не уйдет, там уйдет! Кабаев сказал!

– Да кто такой этот Кабаев!?

– Вот он! – Мухаметдинов снова вытолкнул Кабаева вперед.

– Я знаю, что это он! Откуда он может знать, где копать, где не копать?

– Он в техникуме учился, – сообщил Мухаметдинов не без гордости. – Эээ.. – он подтолкнул Кабаева локтем.

– Мелиорация, – еле слышно произнес Кабаев.

– Мелиорация! – торжественно повторил Мухаметдинов.