Базельский мир
Шрифт:
– Я не говорил этого! Я имел в виду, помогают самоубийцам. Лечат их! А не убивают!
– Вот дерьмо! – прошептал Томас.
– Дерьмо! – согласился я.
– Так значит, вы не от Мириам? – раздался голос с кровати.
– Нет, – ответил Томас, – извините, мы ошиблись. Нам надо уходить.
В коридоре, кажется, стихло.
– Подождите, не уходите так быстро! – раздался голос. – Поговорите со мной! Две минуты! Умоляю!
«Как бы он не поднял шум», – подумал я.
– Хорошо, но только две минуты. Нам действительно надо уходить.
– Какая погода там, снаружи? – спросил голос. – Идет снег?
–
– Они обещали снег, – вздохнул голос. – Я читал прогноз. Умирать приятней, когда идет снег…
– А что это вы решили умереть? – спросил Томас.
– Я ужасно болен, неизлечимо, – произнес голос.
– Но вы, кажется, можете слышать, разговаривать… видеть можете?
– Могу.
– И соображаете, кажется, тоже неплохо. Так ли ужасна ваша болезнь на самом деле?
– Ах! – раздался вздох, – если бы я не мог видеть и слышать, если бы не мог «соображать», как вы выразились, наверно, мне было бы легче. Но я вижу, что приношу огромные неудобства всем, кто окружает меня. Я измучил их, и измучился сам…
– Но Мириам, кажется, против того, чтобы вы это делали?
– Мириам, если бы вы только знали! – мечтательно произнес голос. – Это святая женщина! Но я не могу бесконечно пользоваться ее добротой. Тем более, что я ничего не могу дать ей взамен!
– Идиот! – неожиданно вспылил Томас. – Чертов идиот! Мало того, что ты отказываешься от жизни, величайшего в мире дара, так ты еще и бросаешь людей, которые тебя действительно любят! Вот ублюдок!
– Прекратите меня оскорблять! Я позову охрану! – пригрозил голос.
– Тсс! Успокойтесь, пожалуйста! – сказал я и легонечко подтолкнул Томаса, чтобы он не очень кипятился. – Люди, которые вместо Хёнга оказались в Валисхофене, не имеют права никого называть идиотами.
– Хорошо сказано! – злорадно хихикнул голос.
– Пожалуй! – тихо согласился Томас. – Но знаете что, – он снова перешел на громкий шепот. – На том свете вам будет не хватать таких сюрпризов. Наверное, там никто ни к кому среди ночи не вламывается. Райские кущи, амброзия… Хотя вряд ли вы попадете в рай. По-моему, туда не принимают самоубийц.
– Я далек от религии, – парировал голос.
– Я тоже далек от религии, – сказал Томас. – Но повторяю, то, что вы тут затеяли – грех. А точнее сказать, большое свинство. Есть тысячи примеров того, как люди побеждали болезни, которые казались совершенно неизлечимыми. Они дарили надежду и силу другим людям. Даже если у них не получалось, по крайней мере, они пытались, они боролись до конца. А эта чертова клиника – грязный подлый бизнес, вытягивание денег из таких вот слабаков, как вы!
Томаса опять начинало заносить. Теперь я понял, что он имел в виду, когда говорил про католическое воспитание. Забористая штука.
– Тихо! – я услышал шум в коридоре. – Кажется, кто-то идет!
В эту секунду дверь резко распахнулась, и в глаза мне ударил свет сразу нескольких фонариков. Закрыв глаза рукой, я разглядел людей в синей полицейской форме.
– Руки за голову! – раздалась резкая команда. – На выход!
– Мы все можем объяснить! – начал было Томас. – Это ошибка! Понимаете…
– На выход! Быстро! – полицейские были вооружены и слушать объяснения не собирались.
– Эй! Подождите! – заголосил хозяин палаты. – Я передумал! Я не хочу умирать! Слышите? Передайте
доктору Лохеру, я передумал! Все отменяется! Слышите? Срочно свяжитесь с доктором Лохером!...В полицейском участке нас с Томасом разделили. Меня отвели в комнату, похожую на обычный офис – три рабочих стола с компьютерами, кофейный автомат. В комнате было четыре человека в форме, три мужчины и молодая женщина.
Один из них, здоровый, чернявый, со злым лицом, с громкими щелчками натянул на себя резиновые перчатки.
– Лицом к стене! – скомандовал он.
Я послушно повернулся. Он положил мне руку на плечо и грубо подтолкнул. Я уперся руками в стенку. Больно ударяя тяжелыми ботинками по лодыжкам, он раздвинул мне ноги на ширину плеч и принялся ощупывать карманы.
Нас с Томасом уже обыскали прямо у клиники, выгребли все, что было в карманах, и забрали брючные ремни. Теперь процедура повторялась.
Похлопав по карманам и штанинам, чернявый скомандовал:
– Повернитесь!
Я повернулся.
– Снимите куртку!
Я снял и протянул ему. Он отдал куртку коллеге, который принялся прощупывать швы и подкладку.
– Обувь!
Я стащил ботинки и пододвинул к нему.
– Возьмите их в руки!
Я наклонился и поднял ботинки. Тот, что занимался курткой, дал мне пластиковый лоток, как в аэропортах, я положил туда ботинки.
– И носки! – сказал он.
Пол в участке был ледяным.
– Рубашку! – скомандовал чернявый.
В этот момент женщина-полицейский вышла из-за стола и направилась к выходу. Остальные многозначительно переглянулись. Я заметил кривую усмешку на физиономии чернявого.
Меня била дрожь. Я снял рубашку.
– Брюки!
Снял брюки.
– Нижнее белье!
– Это что, стандартная процедура? – спросил я.
– Снимите нижнее белье! – жестко повторил чернявый.
Я снял трусы, изо всех сил стараясь сохранить остатки достоинства, протянул их чернявому, глядя ему прямо в глаза. Чернявый не взял трусы. Его коллега ловко подцепил трусы карандашом, поднял до уровня глаз, осмотрел, как биолог осматривает омерзительную на вид форму жизни, и бросил на ворох остальной одежды.
– Руки вверх! – скомандовал чернявый. Я поднял руки. Он осмотрел подмышки и, саркастически склонив голову, обследовал взглядом пах.
– Повернитесь к стене!
Я повернулся.
– Наклонитесь!
Чуть помедлив, я наклонился.
– Раздвиньте руками ягодицы!
– Что? – я не поверил своим ушам.
– Ягодицы! – повторил чернявый. – Вы понимаете немецкий язык?
– Вы уверены, что это абсолютно необходимо? – я повернулся.
Чернявый ухмылялся, остальные тоже наблюдали за спектаклем с удовольствием.
– Лицом к стене! – повторил чернявый. – Раздвиньте ягодицы.
– Чтоб вы сдохли, сволочи! – сказал я по-русски. Наклонился и раздвинул ягодицы.
Чернявый выдержал паузу, которая показалась мне бесконечно долгой. Из глаз моих помимо воли закапали слезы, такого унижения я не испытывал никогда в жизни.
– Одевайтесь! – раздалось за спиной.
Пока я одевался, полицейские занимались своими делами, просматривали бумаги, переговаривались между собой как ни в чем ни бывало.
– Садитесь! – скомандовал полицейский, который осматривал мою одежду, указывая на стул рядом со своим столом.