Бедный негр

По дороге он размышлял:

«Вот так мне и надо, что я сразу не уехал. Не иначе это сделано с согласия Сесилио. Чтобы не увольнять меня в открытую, он, видно, предложил своему братцу понасовать тут солдат, чтобы я сам понял, что я тут лишний, и убрался бы подобру-поздорову… Уж это точно так… А она, наверно, рада-радешенька… Будь проклят тот час, когда мне пришло в голову собирать это какао. Прекрасно могло повисеть на ветках!»

Неподалеку Хуан Коромото вел беседу с Тилинго, так чтобы его мог слышать Педро Мигель:

— Сержант не в счет. Я с ним хорошо знаком и знаю, что ему не по душе служить в правительственных войсках. К тому же, что ты заслужил… — сказав это, он подмигнул в сторону Педро Мигеля, который перебирал счета, и добавил: —…то и получай…

— Ясное дело! Мертвяк — пора отпевать? Угу!.. А как же с начальником, дядя Коромото? Вот где вся загвоздка.

— Этим займусь я сам. Говорят, будто во сне самая что ни на есть лучшая смерть.

— Вы сами им займетесь, дядя Коромото? Сами уладите это дельце?

— А может, его же солдаты.

— Вы думаете, они на такое осмелятся? — продолжал приставать с расспросами Тилинго, давая возможность Коромото изложить план, который предназначался для Педро Мигеля.

— Карамба! Солдаты это солдаты, и делают то, что им прикажет сержант. Тем более что Киньонеса водой не разольешь с его солдатами.

— Угу! — хмыкнул Тилинго. — А может, к слову сказать, для некоторых это и вовсе не под силу — прикончить во сне человека, как вы сказали.

— Ну тогда другим манером. Главное, чтобы взвод, да и те, кто к нему присоединится, а их наберется человек двадцать, были бы готовы завтра или послезавтра. И дай бог, чтоб во главе этих людей стоял такой человек, которого народ любит и которому доверяют, и чтоб даже когда, к примеру, он захочет пойти к черту в пекло, то все б на него глядели разиня рот.

— И из тех, которые умеют вовремя и кстати решить дело.

— И тем более такой, который с малолетства говорил, что надо всем уйти в лес и начать войну.

— Вот, вот. Словом, из тех, кто не поворачивается спиной к своим?

— Истинно так. Вы сами сказали, кум Тилинго.

Педро Мигель будто и не слышал этого разговора. Приведя в порядок бумаги, он положил их в карман и вышел из конторы.

Хуан Коромото проводил управляющего до коновязи, где была привязана его лошадь, и, когда Педро Мигель уже вложил ногу в стремя, сказал ему:

— Так ты нас оставляешь, Педро Мигель? А мы-то всё думали, что сможем на тебя рассчитывать в заварухе, которую нам учинили, сунув сюда солдат. А лучше сказать, мы все готовы пойти за тобой, коли ты решишь пойти по пути, по которому идут все храбрые люди.

Досада жгла сердце Педро Мигеля, но он не ответил даже на этот прямой призыв.

Педро Мигель как раз въезжал на просеку, ведущую к Большому дому, когда там показалась возвращавшаяся из города Луисана.

Педро Мигель хотел было избежать встречи, но было уже поздно, и, прежде чем она с ним заговорила, он сам задал ей вопрос:

— Сесилио сейчас дома?

— Разумеется, — отвечала Луисана, улыбаясь столь странному вопросу. — Ведь он никуда не выходит, бедняжка!

— Мне надо с ним немедленно переговорить.

— Я так и подумала, что у тебя есть к нему какое-то дело.

Педро Мигель, не зная, что сказать, и видя, что Луисана продолжает улыбаться, снова прервал тягостное молчание неожиданным вопросом:

— Вы, верно, едете от вашего жениха?

— Ха-ха-ха! — рассмеялась Луисана. — Разве ты не знаешь, что благовоспитанные девушки никогда не наносят первыми визит своим женихам?

— Да, но ведь ваш-то живет в казарме…

— А ведь правда! В таком случае я должна навещать его первая. Ха-ха-ха! Вот, оказывается, на что способен трусишка, когда расхрабрится. Успокойся, Педро Мигель! Я никого не навещала, но вообще я не обязана давать тебе отчета в своих поступках!

— А я и не спрашиваю у вас…

— Ну так мне и нечего тебе объяснять, что Антонио Сеспедес вовсе мне не жених. Он был им в прошлом.

— Гм! Да вы, женщины, готовы припустить за любыми галунами.

— Неужели? А я-то думала, это вы падки на галуны, вы же их носите!

— Что до меня, то мне плевать на них.

— А ты побожись, что за этим твоим презрением не кроется хоть немножко зависти.

— Зависть? Да какая может быть зависть, когда теперь открыты все дороги тому, кто хочет получить эти самые галуны!

— Вот бы я посмотрела на тебя в них.

Педро Мигель даже подскочил в седле и сильно натянул поводья, сдерживая лошадь.

— А если я сейчас же отправлюсь в лес, чтобы там поискать их?

— Ты… в лес? Только не мешало бы узнать, а хватит ли у тебя силенок вернуться с ними обратно?

— Что ж, вы считаете, что я хуже, чем ваш смазливый офицерик?

— Так или иначе, я бы тогда сказала: «Педро Мигель пошел за галунами, чтобы стать настоящим мужчиной».

— А вы думаете, что я еще не такой? Ну, говорите прямо!

— Тебе очень хочется узнать, что я о тебе думаю?

— Вот уж нисколечко.

— И все же, — настаивала она, — раз ты задал мне такой вопрос, я должна ответить. Кто зовет, тот не обманет.

Педро Мигель, сникнув, тихо пробормотал:

— Могу вас уверить, что с этой минуты ни одна женщина меня не околпачит.

— А я тебя уверяю, что мне вовсе не нужен в доме человек, который бы меня тиранил.

Тут Педро Мигель понял, что, против своего желания, совершил ложный шаг.

— К чему вы это мне говорите? С какой стати я должен вас поучать?

— Вот именно.

Долгое время они ехали молча. Луисана продолжала улыбаться, а Педро Мигель исподлобья смотрел на нее. Когда они подъехали к Большому дому, Педро Мигель вдруг спросил ее:

— Хотите сейчас поехать на плантации в Ла-Фундасьон-де-Арриба, чтобы принять от меня дела?

— Сейчас нет, — ответила Луисана. — Сесилио, должно быть, уже ждет меня завтракать. Если хочешь, заезжай за мной сегодня после обеда.

— Тогда уже будет поздно.

— Ну, в другой день. Мне не к спеху.

Педро Мигель задумался на минуту, потом вдруг, осадив лошадь, решительно проговорил:

— Давайте разом покончим с этим делом. Я хотел проводить вас туда…

— Кто тебя об этом просил? — прервала его Луисана. — Я одна могу ездить, куда мне надо.