Бег по взлетной полосе

Чтобы вложить в меня больше. Чтобы мой полет был выше…

Как и мама, я оказалась не приспособленной к жизни без него. Реальность била, била больно. Никто больше не разъяснял мне устройство мира, сложное не желало становиться простым.

Зоя взрослела, общалась с ребятами, следила за модой, а я так и осталась беспомощной растерянной дурочкой. Все, что сумела, – закрыться от всех. Даже музыкальную школу бросила – не пошла на итоговые экзамены. Так что… Слухи правдивы: у меня просто съехала крыша. Эта версия единственно правильная.

В висках ломит, слезы бегут по щекам – огромный валун скатился с души и освободил ее. Я рыдаю и не могу остановиться.

– Папа говорил, что самолеты – это большие стальные птицы, уносящие наши мечты в небеса, прямо к солнцу. Уверял, что доставляет туда все мои просьбы, поэтому они чудесным образом и исполняются. Он собирался однажды показать мне аэропорт, чтобы я лично смогла загадать свое самое заветное желание. Он обещал всегда присматривать за мной и помогать. Он вообще очень много обещал…

После его ухода я осознала бесполезность всего – стремлений, надежд, отношений. Зачем, если на свете нет ничего постоянного? Зачем, если даже самый близкий и дорогой человек вот так внезапно может тебя оставить?

– Я никогда не брошу тебя… – За шумом капель, барабанящих по подоконнику, я едва различаю тихий шепот и вздох Кита и закрываю глаза. – И всегда услышу.

Я хочу верить ему, пусть даже эти невозможные слова всего лишь почудились мне. Иррационально, поспешно, глупо – но я уже ему верю.

Высвобождаюсь из плена спальника, в темноте нахожу его губы и впиваюсь в них.

Возможно, это неправильно, возможно, завтра я пожалею и раскаюсь в содеянном, возможно, обо мне будет судачить вся школа, а Зоя больше не посмотрит в мою сторону – плевать.

Ощущаю его растерянность, чувствую, что он вот-вот отстранится, злюсь на себя и задыхаюсь от стыда, но Кит резко подается вперед и отвечает на поцелуй.

Сердце взрывается, наваливается слабость, кружится голова. Разум отключается, и только взбесившийся пульс грохочет в ушах.

Глава 20

Чириканье воробьев, привычное и назойливое, прогоняет сон, но еще целый миг я улыбаюсь – так спокойно и безмятежно утро наступало только дома, когда под окнами комнаты на ветках рябин устраивали переполох городские птицы.

И тут же из глубины сознания мутной водой поднимается дискомфорт – во дворе дома Игоря нет больших деревьев.

Распахиваю глаза, и сердце подскакивает к горлу. Рядом со мной мирно спит Кит.

Чертыхаюсь, аккуратно приподнимаюсь на локтях и осторожно, чтобы не потревожить его сон, выбираюсь из постели. Хватаю не просохшие за ночь кеды и пулей вылетаю на улицу.

Дождь прекратился, изумленная природа встречает меня тишиной и духотой.

Опускаюсь на прогретые солнцем ступени крыльца, натягиваю обувь и молча обозреваю окрестности. В голове катается пудовая гиря, тяжелые веки поднимаются с трудом, истерзанные губы горят, а язык болит – последствия истерики и бешеных поцелуев проявились во всей красе.

Мне чудовищно стыдно.

Стыдно за ночные откровения – я сорвалась и обрушила их на Кита только потому, что его интерес показался мне искренним. Два мучительных года я мечтала, чтобы кто-то спросил меня о постигшем семью горе так, как это сделал он. Мне стыдно за нелепое «легкое» поведение – спутав благодарность с желанием, я как одержимая полезла к нему целоваться, чем поначалу изрядно испугала парня.

Всхлипываю, провожу дрожащими пальцами по волосам, наблюдаю за блестящей зеленой мухой, ползающей по пыльным доскам навеса, и угрызения совести уничтожают меня, низводя до пустого места.

Все беды, горести и проблемы исчезли от нежных прикосновений, я сосредоточилась лишь на губах Кита и не собиралась сдерживать его, но он… Остановился.

Пробормотал извинения, откинулся на свою половину подушки и замер, хотя мой слух еще долго тревожило его тяжелое дыхание.

А я, оцепенев от разочарования, мерзла так, будто вновь оказалась под проливным дождем.

– Боже-боже-боже, – тихо скулю и сжимаю бессильные кулаки, – какой позор…

Нужно спешно собрать манатки и слинять, пока Кит не пришел в себя.

Вариантов, как провести день до маминого возвращения, хоть отбавляй – лавочки в скверах, торговый центр, фонтаны и парки уже заждались похожую на городскую сумасшедшую посетительницу.

Жаль, я не прихватила из тайника деньги Игоря – надо было забить на гордость и возместить моральный ущерб горой мороженого и попкорна.

А еще я ни черта не ориентируюсь в этой местности – поиски приключений никогда не заводили нас с Зоей так далеко – и едва ли смогу найти дорогу к жилому микрорайону.

Солнце припекает, от кустов смородины и заросших сорняками грядок поднимается пар. Вчерашний ураган разметал по участку пластиковые ведра и садовый инвентарь, потрепал теплицы, разбросал обломки досок и шифера.

Наверное, хозяин дома покинул мир внезапно, так и не завершив начатых дел, а жизнь продолжается. Уже без него. Он любил это место и вкладывал в него душу, а теперь окна его жилища разбиты одним точным ударом кулака, на топчане, где он проводил часы послеобеденного отдыха, плакали, целовались и смотрели безмятежные сны печальные дети, а результаты его трудов медленно, но верно поглощает хаос.

Подставляю лучам опухшее от слез лицо и вглядываюсь в болезненную синеву небес.

Мне не по себе – кошмарно, мучительно, но я не стану больше убегать. Кит сказал, что никогда не причинит мне боль.

Медленно поднимаюсь, поправляю его футболку и, толкнув локтем дверь, возвращаюсь в прохладу пахнущих сыростью и дымом комнат.

И тут же сдавленно вскрикиваю – неведомая сила тянет меня вниз, и я приземляюсь в угол за клеенчатой ширмой. Теплая ладонь зажимает рот.

– Тихо! – хрипит Кит. – Не дергайся.