Беглянка

Конечно, я прихватила бутылку воды в дорогу, но она осталась в машине. Как-то в момент, когда рядом потерявший сознание спутник, до которого в любой момент может добраться чудовище, нет времени хорошо обдумать спасение. Но сейчас я остро сожалела, что не подумала о воде, сбегая из машины. И можно было бы вернуться к транспорту, но к тому моменту, как жажда дала о себе знать — вместе с мыслью, что вообще-то в этой ситуации самым логичным было бы добраться до дороги, где и ждать спасения, — сгустились сумерки. Увы, иррациональный страх, гнавший меня прочь от дороги, сразу не то, что одолеть, даже осознать не удалось. А теперь — в темноте я дорогу точно не найду и ноги себе переломаю. Да и оставлять Пьера одного не стоит, и вдвоем обратная дорога станет еще опаснее. Конечно, в течение дня нас не потревожил ни один хищник, уж не знаю, что стало тому причиной. Возможно, животных отпугивал огонь, или гнавшийся за нами зверь все же издох, оттянув внимание на себя. Но в любом случае рассчитывать, что с Пьером в мое отсутствие ничего не случиться, было довольно наивно.

А еще нельзя было оставлять без присмотра костер, потому что сгореть в устроенном собственноручно пожаре мне совсем не улыбалось. И огонь оставался моим единственным оружием, так что гасить его тоже было плохим вариантом.

Поэтому ночь я провела возле палатки, наблюдая за огнем, прислушиваясь к звукам ночного леса, мучаясь жаждой и злясь на Пьера, который никак не желал очнуться. Вот уж что сразу решило бы большинство проблем. Ведь, помимо того, что он мог бы справиться с любым хищником, Пьер умел управлять стихийными элементами, а значит, создал бы мне воду. И почему он никак не приходит в себя? Я полагала, кадхаи — более крепкие ребята. Как он мог настолько выйти из строя из-за банальной аварии? Ну хорошо, не такой уж банальной, но все равно…

Рассвет не принес облегчения, мало что изменив. Да, теперь я могла бы найти путь назад, но бессонные сутки меня вымотали, и мысль о том, что надо встать и куда-то идти, восторга не вызывала. Хотелось лечь и уснуть, я устала ждать опасность, меня измучила жажда, и, кажется, я переоценила свои силы. Но, признаться, в такую передрягу попадаться мне еще не доводилось.

И я малодушно решила ждать спасения на месте. Какой бы ни была манящей бутылка воды в машине, тащиться туда с дополнительной ношей я просто не могла. Как и бросить Пьера одного.

К счастью, решение оказалось верным. Каким же облегчением было услышать человеческие голоса!

— Эй, мы здесь! — я не удержалась и подала голос, даже рискуя привлечь внимание хищников.

Уж до прихода людей я теперь точно продержусь, в случае чего.

Наверное, никогда я еще не была так рада видеть незнакомых людей, как в тот момент, когда они появились в поле моего зрения. И тут же попросила воды. Мне показалось, это была самая вкусная вода в моей жизни.

Несмотря на мои уверения, что я могу идти сама — без ноши-то, почему бы и нет? — меня, как и Пьера, уложили на носилки и по дороге расспросили о произошедшем. Я не вдавалась в детали, понимая, что историю придется повторять. И угадала. Под запись меня расспрашивали в машине, везущей нас в больницу, и там я уже на подробности не скупилась. Но, кажется, про момент, где я отнесла Пьера вглубь леса, мне не особо поверили. Хотя я и объяснила свою особенность.

Даже обидно.

В больнице нас с Пьером разделили. Его, как более пострадавшего, куда-то увезли, а меня пригласили в диагностический кабинет.

Несмотря на то, что модель диагноста здесь использовалась заметно устаревшая, со своей задачей прибор справлялся. И, как выяснилось, помимо синяков, у меня имелась трещина в ребре. А я-то гадала, почему так больно…

Как трещину, так и синяки мне залечил буквально прикосновением улыбчивый молодой кадхаи из рода Таринхаи. О них Пьер упоминал, как о целителях, и я на себе убедилась, что не лгал.

За прошедшие сутки у меня было время подумать над странными способностями кадхаи, но мне так и не удалось вспомнить, попадалась ли мне подобная информация прежде. Сверхспособности выглядели как какая-то магия, но никаких упоминаний о них в источниках о кадхаи не содержалось. Однако мне хватило времени, чтобы принять эту странность кадхаи и смириться с тем, что легендарные герои империи еще и в какой-то мере маги.

Так что я не стала делать круглых глаз при виде столь убедительной демонстрации целительского умения Таринхаи. В конце концов, любая медкапсула может сделать то же самое. Интересно, на Танше вообще используют медкапсулы? Или обходятся силой Таринхаи?

После лечения меня снова обследовали диагностом, чтобы убедиться, что я и впрямь здорова. Но уйти из кабинета я не успела.

Потому что поговорить со мной решил сам владетель Эйлимхаи.

Повторять еще раз свою историю я не стала, справедливо решив, что ему она уже и без того известна. А вот развеять его сомнения, продемонстрировав собственную силу, не поленилась.

Мне показалось, Шарль был впечатлен и даже смягчился, выразив признательность за спасение племянника. А потом вдруг, безо всякой причины, ушел. Даже не попрощавшись. От изумления я его даже окликнула, но мужчина не остановился.

Зато вернулся обследовавший меня врач, тактично оставивший меня наедине с Шарлем. Он сообщил, что я могу покинуть больницу, а заодно обрадовал известием, что Пьер очнулся — раньше, чем это прогнозировалось. А на просьбу навестить товарища по несчастью врач даже предложил меня проводить.

Я хотела убедиться, что с молодым кадхаи действительно все в порядке. Все же я сильно беспокоилась за его жизнь.

В отличие от меня, Пьера разместили в палате — отдельной и комфортабельной, разумеется. Парень был бледен, но в сознании, и я удивилась, почему Таринхаи не поставили его на ноги так же быстро, как меня.

— Рада видеть вас в сознании, Пьер, — я улыбнулась ему.

— Шайна! Не могу поверить, что создал вам столько проблем. Прошу, простите меня.

Он выглядел таким искренним в этот момент, что я невольно умилилась. И хотя проблем я и впрямь получила целый ворох, но злость на парня уже прошла.

— Не беспокойтесь, Пьер, уже все хорошо. А почему вас еще не вылечили?

— Это дурной тон, принимать чужое лечение, находясь в сознании, — скривился он. — Даже если самолечение менее эффективно.

— А вы тоже умеете исцелять? — поразилась я.

— Все кадхаи умеют, — он вздохнул. — Это касается всех способностей кадхаи, просто у разных Родов предрасположенность к чему-то одному.

— А, поняла, — я улыбнулась и поправила выбившуюся из прически прядку волос.

И Пьер, до этого выглядевший в меру страдающим, вдруг округлил в ужасе глаза и почему-то уставился на свою руку. Несколько секунд разглядывал ее, а затем с видимым облегчением откинулся на подушку.

— И кто он? — с любопытством осведомился парень.

Я, несколько обескураженная этим перфомансом, озадаченно уточнила:

— Кто — он?

— Кадхаи, с которым вы запечатлены.

Я похлопала ресницами:

— Что, простите?

— У вас на запястье — узор запечатления, — совершенно непонятно пояснил он, глядя на мою руку.

Я проследила за его взглядом и нахмурилась. Правое запястье и впрямь обвивала тонкая полоса замысловатого узора. Я потерла кожу, повторила с послюнявленным пальцем, но темные завитки расцвели под кожей, словно вычурная татуировка. Но у меня нет никаких татуировок, и не было никогда! Откуда она взялась, если я постоянно оставалась в сознании, и до приезда в больницу ее не было?!