Бегущий по лезвию бритвы
Шрифт:
Эл долго задумчиво смотрел на них.
— Ну что ж... У восьмерых из нас завелись деньги Рансайтера — назовем их так. Думаю, к концу дня все наши наличные превратятся в них. Или завтра. Или еще через день... Главное, что мы можем ими пользоваться: их принимают автоматы, примут и в погашение кредита.
— А вдруг нет? — сказал Дон Денни,— Откуда ты это знаешь? Эти, как ты их назвал, деньги Рансайтера...— он помахал банкнотой.— По какой причине банки должны принимать их? Они не были пущены в оборот правительством. Это игрушечные, ненастоящие деньги.
— Допустим,—сказал Эл.—Допустим,
— Проблема в том,— сказала Пат,— что мы не понимаем, в чем суть этого процесса, этих проявлений Рансайтера.
— Ты правильно сказала,— подхватил Дон Денни.— «Проявления Рансайтера» — это и есть второй процесс. Одни монеты исчезают, выходят из оборота — на других появляется Рансайтер. Процессы идут в противоположных направлениях. Один основан на уходе, на исчезновении из мира чего-то — другой на появлении в мире того, чего никогда не существовало.
— На исполнении желаний,— сказала Эди Дорн тихо.
— Что-о? — удивился Эл.
— А вдруг это было тайной мечтой мистера Рансайтера — чтобы его портрет был на государственных денежных знаках? Это грандиозно...
— А на спичечных коробках? — прищурился Тито Апостос.
— Наверное, нет,— сказала Эди,— Это не очень грандиозно.
— Вообще-то реклама фирмы была и на спичечных коробках,— размышляя, заговорил Дон Денни.— На коробках, в газетах, по ТВ, в журналах. Рекламные бюллетени рассылались по почте. Этим всем занимался наш отдел по связям с общественностью. Рансайтер в его дела не вникал. Спичечные коробки не интересовали его и подавно. Так что, будь это все реализацией его скрытых стремлений, мы скорее увидели бы его лицо на экране телевизора, а не на деньгах или спичечных коробках.
— Может быть, он есть и на экране,— сказал Эл.
— Точно,— подхватила Пат.— Мы ведь так и не включили телевизор.
— Сэмми,— сказал Эл, подавая монету,— включи этот ящик.
— Не знаю, хочу ли я все это смотреть,—сказала Эди Дорн, когда Сэмми, опустив монету, стал манипулировать с кнопками.
Открылась дверь, и вошел Джо Чип. Эл увидел его лицо.
— Выключи,—скомандовал Эл и встал. Остальные молча смотрели, как он шел к Чипу.—Джо, что случилось? В чем дело?
— Я взял корабль в Цюрихе, чтобы прилететь сюда,— сказал Джо.
— Ты с Венди?
— Выпиши чек, надо расплатиться. Корабль ждет на крыше. У меня не хватило денег.
— Вы можете это уладить? — спросил Эл Уэйлиса.
— Да, конечно...— Прихватив кейс, тот вышел. Джо так и стоял у дверей. Элу он показался постаревшим на сотню лет.
— В моем кабинете...— он отвернулся от стола и заморгал,— Я не знаю... вам не стоит смотреть на это... Человек из мораториума сказал, что не может ничего сделать, потому что прошло слишком много времени. Годы...
— Годы? — сказал Эл, холодея.
— Пойдем со мной,— сказал Джо. Вместе с Элом они вышли из конференц-зала и пересекли холл по направлению к лифту.— Я наглотался таблеток на корабле. Их тоже включили в счет. Теперь вот ничего не чувствую. Наверное, потом почувствую опять...
Подошел лифт. Они спустились на четвертый этаж, где находился кабинет Джо.
— Никому не пожелал бы увидеть такое,—
сказал Джо.— Но, думаю, ты выдержишь. Раз уж я выдержал, то ты как-нибудь...— он включил свет.— Боже всевышний! — выдохнул Эл.
— Не открывай,— сказал Джо.
— Конечно... Утром или ночью?
— Я думаю, все произошло быстро. У дверей в мой номер я нашел клочья одежды, а через холл она прошла нормально, никто ничего не заметил. То есть то, что она добралась до номера...—Джо замолчал.
— Свидетельствует о том, что передвигалась она самостоятельно — ты это хочешь сказать?
— Я думаю о нас. Об оставшихся.
— Не понял?
— Что-то такое... случается с нами...
— Вот это? С нами? С чего бы?
— А с ней — с чего? Это все взрыв, говорю тебе. Мы все перемрем один за другим. По очереди. Пока не останется ни одного. Пока от каждого не останется по десять фунтов волос и кожи и по паре тонких косточек...
— Ты прав,— сказал Эл.— Какая-то сила страшно ускоряет распад. И она начала действовать с момента взрыва. Или была им вызвана... Это мы уже знаем. Кроме того, мы знаем — надеемся, что знаем,— что существует и противоположно направленная сила. И она как-то связана с Рансайтером. На деньгах стали появляться его портреты. На коробке спичек...
— Рансайтер появился в моем видеофоне.
— Как это?
— Не знаю. Просто он там был. Не на экране, не изображение. Голос.
— И что он сказал?
— Ничего существенного.
— А тебя он слышал?
— Нет. Я кричал, но... Односторонняя связь.
— Так вот почему я не мог до тебя дозвониться.
— Да.
— Мы хотели включить телевизор, когда ты вошел. Понимаешь, о смерти Рансайтера ничего не было в газетах. Такая путаница...— Элу не нравилось, как Джо выглядит. Он казался гораздо старше, ниже и худее, чем был. Вот так это и начинается, подумал Эл. Нет, надо установить контакт с Рансайтером. Надо как-то постараться услышать его; наверняка и он пытается прорваться к нам с той стороны... И если мы намерены выжить, мы должны пробиваться навстречу ему.
— Ну, увидим мы его,— сказал Джо.— Ничего это не даст. Будет, как у меня,— односторонняя связь. Хотя, может быть, он сможет сообщить нам, как с ним общаться? Может быть, он понимает, что происходит?
— По крайней мере, он должен знать, что произошло с ним самим. То, чего не знаем мы.— Понятно, что он жив, подумал Эл, хотя в мораториуме не могут наладить с ним связь. Хотя над клиентом такого калибра трудились, наверное, из последних сил...— А фон Фогельзанг слышал его голос?
— Попытался. Но в трубке была тишина. Я потом послушал — тишина и далекие разряды. Звук абсолютной пустоты. Очень странный звук.
— Не нравится мне все это,— сказал Эл. Он и сам не знал почему.— Было бы лучше, чтобы и Фогельзанг его слышал. Тогда бы мы точно знали, что это не твои галлюцинации. Или, если уж на то пошло, не наши общие галлюцинации... взять ту спичечную коробку...
Но кое-что галлюцинациями быть не могло. Автоматы отказывались принимать монеты — непредвзятые автоматы, понимающие только присутствие или отсутствие тех или иных физических свойств. Воображения у автоматов нет, галлюцинировать они не умеют.