Бегущий по лезвию бритвы

— Добро пожаловать в Мораториум Возлюбленных Собратьев,— сказал он, пропуская Джо и Эла вперед,— Моя секретарша, мисс Бисон, сопроводит вас в зал свиданий. Побудьте там, и обстановка восстановит мир в ваших душах. Туда же вам доставят мистера Рансайтера, как только техники установят с ним связь.

— Я хотел бы присутствовать при этом,— сказал Джо.— Видеть, как его возвращают к жизни.

— Может быть, вы, как друг, объясните ему? — обратился владелец мораториума к Элу,— Вас он поймет лучше.

— Мы посидим в зале,— сказал Эл.

— Дядя Том,— презрительно сказал Джо.

— Все мораториумы таковы,— сказал Эл.— Пойдем, посидим в зале.

— Сколько времени вы будете работать?

— Через пятнадцать минут мы определимся. Если за это время не удастся получить устойчивый сигнал...

— Пятнадцать минут? Вы собираетесь пытаться вернуть его к жизни всего за пятнадцать минут? — Он повернулся к Элу: — Ты слышишь, Эл? Всего пятнадцать минут они хотят потратить на человека, который на голову выше их всех...— он понял, что сейчас заплачет. Навзрыд.— Пойдем отсюда, Эл. Пойдем...

— Пойдем,—сказал Эл.

Они поплелись в зал свиданий.

— Сигарету хочешь? — спросил Эл, садясь на диван, обтянутый синтетической кожей.

— Они истлели,— сказал Джо, не прикасаясь к пачке.

— В самом деле...— Эл сунул пачку обратно в карман.— Как ты узнал? — С минуту он ждал ответа.— Джо, ты падаешь духом легче, чем все, с кем я сталкивался. Нам повезло — мы живы. Могло быть наоборот: мы все лежали бы по холодильникам, а Рансайтер сидел бы в этом дурацком зале...

— Все сигареты в мире истлели,— сказал Джо. Посмотрел на часы: прошло десять минут. Он попытался понять, о чем думает. Мысли проплывали насквозь, как серебряные рыбки. Скользкие, неуправляемые, неприятные... Потом они исчезли, и пришел страх.— Если бы Рансайтер был жив и сидел бы здесь — все было бы как надо. Не знаю почему, но это так... Ты застал дантистов?

— Нет,— сказал Эл,— но я знаю, чем они занимались.

— Раньше у людей портились зубы,— сказал Джо.

— Я слышал об этом...

— Отец рассказывал, как ждал однажды приема. Каждый раз, когда медсестра открывала дверь, он думал: ну, все... сейчас начнется то, чего я боялся всю свою жизнь...

— Как ты сейчас,— сказал Эл.

— Да боже мой, почему этот кретин, который тут заправляет, не придет и не скажет, что Рансайтер жив?! Или что он мертв? Да или нет?

— Почти всегда —да. Статистика...

— На этот раз будет нет.

— Ты не можешь этого знать.

— У Холлиса есть отделение в Цюрихе?

— Безусловно. Но к тому времени, когда он пришлет сюда своего предсказателя, мы и так будем знать все.

— Я позвоню, пусть скажут по телефону.— Джо встал, пытаясь вспомнить, видел ли где видеофон-автомат.— Дай мне двадцать пять центов.

Эл помотал головой.

— Эл, в определенном смысле — ты мой подчиненный. Значит, ты должен подчиняться. После смерти Рансайтера руководство фирмой перешло ко мне. С момента взрыва бомбы. Это я решил доставить его сюда. Теперь я решил нанять предсказателя. Дай мне двадцать пять центов.

— Подумать только: Ассоциацией Рансайтера управляет человек, у которого в кармане нет ни цента. Держи. Увеличишь мне жалованье на эту сумму.

Джо потащился по коридору, потирая виски. Если разобраться, думал он, это совершенно противоестественное место. Нейтральная полоса между жизнью и смертью. Если не считать Эллы, перескочил он на другое, то я действительно сейчас глава Ассоциации. И буду им оставаться, пока Элла или Рансайтер не назовут того, кто займет этот пост на постоянной основе. А вдруг они назовут меня? Нет, ерунда. Не может управлять Ассоциацией человек, у которого такое финансовое положение.

Впрочем, предсказатель Холлиса может знать и это. Займу ли я официально пост главы фирмы? Да, это надо выяснить — вкупе с остальным. Предсказателя придется нанять в любом случае...

— Есть тут где-нибудь видеофон? — спросил он одетого в униформу сотрудника мораториума.—А, вижу, спасибо...

Подняв трубку и услышав гудок, он бросил в прорезь полученную от Эла монетку.

— Простите, сэр, но я не могу принимать монеты, вышедшие из обращения,— сказал видеофон и выплюнул монетку к ногам Джо.

— Как это понять? — Пыхтя, Джо нагнулся, чтобы поднять монету.— С каких это пор двадцатипятицентовики Североамериканской Конфедерации вышли из обращения?

— Простите, сэр, но монета, которую вы в меня опустили, была устаревшей монетой в четверть доллара бывших Соединенных Штатов Америки. Теперь она представляет собой только нумизматическую ценность.

Джо внимательно осмотрел монету. На ее потускневшей поверхности был с трудом различим профиль Вашингтона. И дата. Монета была сорокалетней давности...

— У вас проблемы, сэр? — спросил, подходя, служащий мораториума.—Я видел, что автомат выбросил вашу монету. Можно мне взглянуть на нее?

Джо протянул ему четвертак Соединенных Штатов.

— Не согласитесь ли вы принять за нее монету в десять швейцарских франков, которой вы вполне могли бы оплатить разговор?

— Отлично,— сказал Джо. Совершив обмен, он опустил монету в щель и набрал номер службы Холлиса — одинаковый во всех странах.

— Фирма «Таланты Холлиса»,— хорошо поставленным голосом сказала возникшая на экране девушка с преображенным новейшей косметикой лицом.— О, мистер Чип! Мистер Холлис весь день ждет вашего звонка.

Естественно, подумал Джо, предвидение...

— Мистер Холлис поручил нам сразу же соединить вас с ним, он хочет лично заняться вашим делом. Подождите одну секунду, я соединяю, сейчас вы услышите мистера Холлиса, такова воля Божья...— Лицо девушки исчезло, и несколько секунд экран был пуст. Потом появилось лицо, только лицо, без шеи и туловища. Синее, мрачное, с глубоко запавшими глазами, напоминающими неправильно ограненные драгоценные камни: они сверкали, но блеск их был каким-то ненатуральным...

— Здравствуйте, мистер Чип,— сказало лицо.

Вот, значит, каков он, подумал Джо. Да, фотографии не передавали всего: неровностей и странных искажений, будто когда-то это лицо разбили вдребезги, а потом склеили, но не слишком тщательно...

— Объединение получит наш рапорт об убийстве Глена Рансайтера,— сказал Джо.— У них достаточно юристов, чтобы остаток жизни вы провели в тюрьме.— Он помолчал, но ответной реакции не дождался.-- Мы знаем, что это сделали вы,— он уже понимал всю бессмысленность своего поступка.