Бельканто

– Простите великодушно, – начал вице-президент дрожащим от волнения голосом. – Вы так много делаете для всех нас. Ваши репетиции – просто дар божий, хотя, почему вы называете их репетициями, я не знаю. Как будто ваше пение не идеально. – Он потер пальцами глаза и встряхнул головой. Он ужасно устал. – Но я пришел не за этим. Могу ли я побеспокоить вас просьбой об одном одолжении?

– Вы хотите, чтобы я спела для вас что-нибудь особенное? – Роксана поглаживала концы шарфа.

– Как я могу знать, чего я хочу? Любая ария, которую вы исполняете, становится для меня самой желанной.

– Отлично сказано, – заметил Гэн по-испански. Рубен зыркнул на него, показывая, что в комментариях не нуждается.

– Мне необходим совет по кухне, – продолжал Рубен. – Необходима помощь. Не поймите меня неправильно, я бы ни за что в жизни не стал просить вас вставать к плите, но, если бы вы смогли хоть самую малость проконсультировать меня относительно приготовления нашего обеда, я был бы у вас в неоплатном долгу.

Роксана растерянно посмотрела на Гэна:

– Вы его неправильно поняли.

– Не думаю.

– Попробуйте снова.

Для полиглота испанский язык все равно что игра в классики для спортсмена-троеборца. Если уж он справлялся с русским и греческим, испанскую фразу худо-бедно поймет. Особенно фразу, повествующую о приготовлении пищи, а не о состоянии человеческой души. К тому же с испанского и обратно Гэн переводил здесь целыми днями, это был здешний язык международного общения.

– Простите… – обратился Гэн к Рубену.

– Скажите ей, что мне нужна некоторая помощь в приготовлении обеда.

– Приготовлении обеда? – спросила Роксана.

Рубен минуту поразмыслил над ее словами, пришел к выводу, что да, он не просил о помощи в сервировке обеда или в поедании обеда, так что слово «приготовление» было вполне подходящим.

– Да, приготовлении.

– Почему он думает, что я умею готовить? – спросила Роксана Гэна.

Рубен, английский язык которого был плох, но не безнадежен, указал ей на тот факт, что она женщина.

– Те две девушки если и умеют готовить, то только индейские блюда, которые, возможно, не слишком понравятся всем остальным, – сказал он через Гэна.

– Это ведь латиноамериканская психология, да? – сказала она Гэну. – Я не буду обижаться. Очень важно не забывать о культурных различиях. – Она одарила Рубена любезной, но ничего не говорящей улыбкой.

– Мне кажется, это мудро, – ответил ей Гэн, а потом обратился к Рубену: – Она не готовит.

– Но хоть чуть-чуть? – не поверил Рубен.

Гэн покачал головой:

– Совсем не готовит.

– Она же не родилась оперной певицей! – настаивал вице-президент. – У нее же должно было быть детство! – Даже его жену, которая была из богатой семьи и росла избалованной девочкой в окружении всевозможных изысков, учили готовить.

– Возможно, но, насколько я понимаю, для нее всегда готовили пищу другие.

Роксана, которая перестала следить за разговором, снова откинулась на обитую золотистым шелком спинку дивана, развела руки и чуть дернула плечами – очаровательный жест. О, эти гладкие руки, никогда не мывшие посуду и не лущившие горох!

– Скажите ему, что его шрам выглядит гораздо лучше. Надо его как-то порадовать. Благодарение Господу, что эта девушка была рядом, когда все случилось. В противном случае ему пришлось бы просить меня зашить ему лицо.

– Должен ли я ему сказать, что вы не умеете шить? – спросил Гэн.

– Лучше, если он услышит это теперь. – Певица снова улыбнулась и пожелала вице-президенту всего хорошего.

– А вы умеете готовить? – спросил Рубен Гэна. Гэн вопрос проигнорировал.

– Я слышал, что Симон Тибо жаловался на качество еды. Он говорит так, словно знает в этом толк. К тому же он француз. Французы, как правило, умеют готовить.

– Две минуты назад я бы то же самое сказал про женщин, – вздохнул Рубен.

Но с Симоном Тибо им повезло. При упоминании о сырых курах его лицо просветлело.

– Еще и овощи есть? Слава тебе господи, хоть какой-то лучик света!

– Вот кто нам нужен, – сказал Гэн вице-президенту.

Пробираясь между слонявшимися по гостиной заложниками и террористами, они направились на кухню. Тибо сразу же устремился к овощам. Вытащил из коробки баклажан, повертел в руках, почти разглядел на гладком, будто лакированном боку свое отражение. Тибо прижался носом к темно-лиловой кожуре. Особого запаха не было, но все же от плода исходило что-то темное и земляное, что-то очень живое, и Тибо сразу же захотелось впиться в баклажан зубами.

– Хорошая кухня, – сказал он. – Разрешите мне взглянуть на ваши сковородки.

Рубен открыл перед ним все ящики и шкафы, и Симон Тибо провел тщательную инвентаризацию: проволочные венчики для сбивания, миски для смешивания, ручные соковыжималки, пергаментная бумага, пароварки. Кастрюли всевозможных форм и размеров, от самых крохотных до громадных – тридцатифунтовых, куда мог спрятаться не очень крупный двухгодовалый ребенок. То была кухня, где можно приготовить ужин на пятьсот персон. Кухня, способная накормить массы.

– А где ножи? – спросил Тибо.

– Ножи висят на ремнях у этих разбойников, – ответил вице-президент. – Они намереваются то ли изрубить нас на фарш, то ли нарезать ломтиками.

Тибо побарабанил пальцами по стальной столешнице. Весьма красивая штука, но у них с Эдит в Париже столешницы мраморные. Ах, как славно раскатывать на мраморе тесто для пирога!

– Идея неплохая, – сказал он. – Очень неплохая. Раз уж они забрали все ножи. Гэн, пойдите и скажите командирам, что мы стоим перед выбором: либо готовить себе пищу, либо есть сырую курятину – если, конечно, им не претит сырая курятина. Скажите им, что мы осознаем свою моральную ненадежность и понимаем, что давать нам в руки режущий инструмент можно только под усиленной охраной. Попросите их прислать сюда обеих девушек и еще, может быть, того самого мелкого мальчишку.

– Ишмаэля.

– Да, парня, который может взять на себя всю ответственность, – сказал Тибо.

Произошла смена дежурного наряда – по крайней мере, Гэн видел, как два юных террориста натянули бейсболки и вышли за дверь, но Кармен он так и не заметил. Если она уже вернулась, то находится сейчас в той части дома, куда заложников не пускают. Со всей возможной осмотрительностью он искал ее повсюду, куда ему разрешалось ходить, но безрезультатно.

– Командир Бенхамин, – обратился он к командиру, который в столовой читал газету с ножницами в руках: он вырезал из нее все посвященные террористам материалы, как будто цензура могла помочь держать заложников в неведении. Телевизор вещал все дни напролет, но заложники неизменно изгонялись из комнаты, пока передавали новости. Однако кое-что до их ушей все же долетало. – В нашем рационе произошли некоторые изменения, сэр. – Конечно, Тибо был дипломатом, но Гэн считал, что у него больше шансов добиться желаемого. Тут все дело в характерах. У француза было слишком мало опыта в почтительности.