Бельканто

«Сие есть кровь моя, – говорил Тибо жене, поднимая стакан с вином, когда гости наконец уходили. – Лишь за тебя одну изливаемая». После этого они вдвоем возвращались в гостиную, подбирая по дороге скомканные салфетки и грязные тарелки. Как правило, прислугу они отправляли домой еще в начале вечера. Наступало время их особой близости, абсолютной любви. Они оставались вдвоем. Они вместе приводили в порядок свой дом.

– А там нет рецепта «петух без вина»? – спросил вице-президент, заглядывая в поваренную книгу. Все эти фолианты он видел впервые. Интересно, они принадлежат его семье или прилагались к дому?

Тибо поправил шарф Эдит на своем плече, пробормотал что-то про жарку и снова углубился в чтение. Но не успел он перелистнуть страницу, как на кухню явились трое: долговязая Беатрис, хорошенькая Кармен и Ишмаэль, и все с ножами – кто с двумя, кто с тремя.

– Это вы нас звали, да? – спросила Беатрис Гэна. – А я, между прочим, уже на сегодня отдежурила. Я телевизор хотела посмотреть.

Гэн взглянул на настенные часы.

– Твой сериал давно закончился, – сказал он, стараясь смотреть девушке прямо в глаза.

– Там еще есть всякие интересные передачи, – ответила она. – Там полно интересных передач. А тут они говорят: «Девушки должны помочь». Всегда так!

– Но меня тоже послали, хоть я и парень, – возразил Ишмаэль.

– Почти парень, – уточнила Беатрис.

Ишмаэль покраснел и повертел между ладонями деревянную рукоятку ножа.

– Командир сказал, чтобы мы помогли с обедом, – сказала Кармен. Она обращалась к вице-президенту. Она не встречалась глазами с Гэном, и Гэн на нее не глядел. Так почему же казалось, что они смотрят друг на друга не отрываясь?

– Мы весьма благодарны, – сказал Симон Тибо. – Мы совершенно не умеем обращаться с ножами. Едва нам доверят столь опасную вещь, как нож, начнется кровопролитие. Нет-нет, мы никого убивать не станем, я вас уверяю. Мы просто откромсаем себе пальцы и истечем кровью прямо здесь, на полу.

– Да бросьте, – сказал Ишмаэль и захихикал. Его совсем недавно, как и многих других мальчишек в доме, по-дилетантски постригли. Длинные кудри Ишмаэля обкорнали так, что где-то волосы лежали аккуратно, где-то топорщились, как молодая травка, а где-то и вовсе зияли проплешины, обнажая розовую, как у новорожденных мышат, кожу. Ему сказали, что так он будет выглядеть взрослее, но, по правде говоря, вид у него теперь был не взрослого, а больного.

– Кто-нибудь из вас умеет стряпать? – спросил Рубен.

– Немного, – пробормотала Кармен, судя по всему, очень озабоченная тем, как смотрятся ее ступни на черно-белом шахматном полу.

– Конечно, мы умеем стряпать! – вспылила Беатрис. – А кто, по-вашему, нам готовит?

– Ну, может быть, ваши родители, – сказал вице-президент.

– Мы взрослые! И сами о себе заботимся. У нас нет пап и мам, чтобы носились с нами, как с маленькими. – Беатрис злилась оттого, что ей не дали посмотреть телевизор. И вообще, на сегодня она уже выполнила все свои обязанности – обошла верхние этажи и два часа стояла на часах у окна. Она почистила и смазала винтовки командиров, а заодно и свою собственную. Нечестно посылать ее на кухню. По телевизору в это время как раз идет чудесная передача: девушка на высоких каблуках, в расшитой звездами курточке и пышной юбке поет ковбойские песни и пляшет.

Ишмаэль вздохнул и положил на стол три своих ножа. Его родители умерли. Однажды ночью какие-то люди увели отца из дома, и больше никто его не видел. Мать скончалась от обычной простуды около года тому назад. Ишмаэлю было почти пятнадцать, хотя его тело не спешило подтверждать этот факт. Но он уже не был ребенком, если считать ребенком того, у кого есть родители, которые приготовят ему ужин.

– Ну, значит, вы умеете обращаться с луком, – сказал Тибо, доставая из коробки луковицу.

– Получше вашего! – с вызовом ответила Беатрис.

– Тогда возьмите этот опасный нож и порежьте им несколько луковиц. – Тибо пододвинул к ним разделочные доски и миски. А почему, собственно, разделочные доски не причислили к оружию? Если такую доску крепко схватить обеими руками, можно отлично ухнуть кого-нибудь по затылку. А миски чем не оружие – тяжелые керамические миски, выкрашенные в нежно-голубой цвет? Они выглядят безобидными, пока в них лежат бананы, но если их разбить, чем они будут хуже ножей? Разве нельзя загнать человеку в грудь керамический осколок? Тибо попросил Кармен мелко порубить чеснок и нарезать ломтиками сладкие перцы. Ишмаэлю он протянул баклажан: – Очисти и порежь на кусочки.

Ишмаэлю достался тяжелый и длинный нож. Интересно, кто из юных террористов забрал овощные ножи? Кто счел их достойными орудиями самообороны? Пытаясь снять кожуру с баклажана, Ишмаэль загонял лезвие глубоко в желтую губчатую мякоть. Некоторое время Тибо за ним наблюдал, потом остановил.

– Не так, – сказал он. – Так для еды ничего не останется. Давай покажу, как надо.

Ишмаэль взглянул на свою работу, затем протянул и нож, и полуочищенный овощ Тибо, причем нож – лезвием вперед. В кухонном этикете мальчик явно был не силен. Тибо взял в одну руку нож, в другую баклажан и принялся быстро и ловко снимать кожуру.

– Брось сейчас же! – завопила Беатрис, отбросив свой собственный, скользкий от лука нож. Кусочки уже порезанного лука рассыпались по полу, как тяжелый мокрый снег. Девушка выхватила из-за пояса пистолет и направила его на посла.

– Господи! – только и смог сказать Рубен.

Тибо не понял, что такого он сделал. Он было подумал, что она обозлилась на то, что он поучает Ишмаэля. Решив, что все дело в баклажане, Тибо положил на стол сначала его, а потом уже нож.

– Не ори! – сказала Кармен Беатрис на кечуа. – А то у нас у всех будут проблемы.

– Он взял нож!

Тибо поднял вверх руки, показал девушке свои пустые ладони.

– Это я дал ему нож! – вмешался Ишмаэль. – Я сам дал!

– Он собирался только очистить баклажан. – Гэн тоже решил вмешаться в разговор. Он не понимал языка, на котором говорили девушки с Ишмаэлем.

– Ему нельзя брать в руки нож! – взвизгнула Беатрис по-испански. – Так велел командир. Вы его что, вообще не слушали? – Пистолета она не опускала, и грозно насупила густые брови. Глаза у Беатрис защипало от лука, и по щекам потекли слезы, совершенно неверно истолкованные присутствующими.

– А как насчет такого предложения? – мягко начал Тибо, не опуская рук. – Все отойдут, и я покажу Ишмаэлю, как правильно чистить баклажан. Ты будешь держать меня на мушке и, если я сделаю что-нибудь не так, можешь меня застрелить. Можешь и Гэна заодно застрелить, если я сделаю что-нибудь ужасное.

Кармен отложила свой нож.

– Не думаю… – начал Гэн, но на него никто не обращал внимания. В груди у переводчика словно застряла вишневая косточка – твердая и холодная. Ему не хотелось быть застреленным и тем более не хотелось, чтобы кто-то великодушно предлагал его застрелить.