Бельканто
Шрифт:
– Госпожа Косс? Влюблена в господина Хосокаву? Кармен кивнула, совсем незаметно, но он уже научился понимать ее движения. Влюблена?
Сам Гэн замечал – точнее, изо всех сил старался не замечать, – что это скорей господин Хосокава влюблен в Роксану. Ему и в голову не приходило, что все может быть наоборот, и молодой человек спросил Кармен, почему она так решила.
– По всему, – прошептала Кармен. – По тому, как она на него смотрит, как она к нему льнет. Она всегда сидит рядом с ним, хотя они даже поговорить не могут. Он такой спокойный! Немудрено, что ей хочется быть с ним.
– Она тебе что-нибудь говорила?
– Может быть, – улыбнулась Кармен. – Иногда по утрам она со мной о чем-то разговаривает, но я не понимаю о чем.
Ну да, разумеется, подумал Гэн. Он смотрел, как они направляются на кухню, его работодатель и певица.
– Я бы сказал, что здесь все в нее влюблены. Как же ей выбрать?
– И ты в нее влюблен? – спросила Кармен.
– Нет, – ответил он. – Я нет. – Гэн был влюблен в Кармен. Он встречался с ней каждую ночь в посудной кладовке и учил ее читать и писать по-испански, но о своих чувствах молчал. Говорили они о гласных и согласных. О дифтонгах и притяжательных местоимениях. Она записывала буквы в тетрадку. Сколько бы ни давал он ей слов для запоминания, она просила еще больше. Она готова была сидеть с ним всю ночь напролет, повторять, делать упражнения, отвечать на вопросы. А он чувствовал, будто всю жизнь провел в какой-то дреме, не просыпаясь, но и не засыпая по-настоящему. Временами он задавался вопросом, что это – настоящая любовь или просто следствие нервного перенапряжения. Мысли его путались. Он откидывался на спинку кресла и засыпал, но во сне тоже видел Кармен. Да, она простая темная девушка. Да, она террористка из джунглей. Но умом она не уступает девушкам, которых он встречал в университете. Это видно по тому, как она схватывает все на лету. Ее нужно лишь чуть-чуть направить. Кармен поглощала информацию, как огонь поглощает сухой хворост, и просила все больше и больше. Каждую ночь она снимала с плеча винтовку и клала ее на буфет рядом с соусником. Она садилась на пол, пристраивала тетрадку на коленях и вынимала остро оточенный карандаш. Нет, девушкам из университета не сравниться с Кармен. Никому не сравниться с Кармен. Если бы раньше Гэну сказали, что его возлюбленная будет не из Токио, не из Парижа, не из Нью-Йорка и не из Афин, он бы от души посмеялся. И вот оказалось, что его возлюбленная одевается как мальчик, живет в маленькой деревушке в джунглях, название которой ему знать не полагается, и даже если бы он его узнал, все равно вряд ли смог бы эту деревушку отыскать. Его возлюбленная по ночам кладет винтовку возле соусника, чтобы он мог учить ее читать. Она вошла в его жизнь через вентиляционную трубу, а каким способом она его покинет – этот вопрос не давал Гэну уснуть в редкие часы отдыха.
– Господин Хосокава и сеньорита Косс, – продолжала Кармен. – Могли бы влюбиться в кого угодно, но влюбились друг в друга. Чудеса!
– Не забывай о госпоже Хосокаве, – ответил Гэн. Он плохо знал жену своего босса, хотя и видел ее часто. Она была женщиной, исполненной глубокого достоинства, с прохладными руками и спокойным голосом и всегда называла Гэна «господин Ватанабе».
– Господин Хосокава живет в Японии, – сказала Кармен, отвернувшись к двери. – За миллион километров отсюда. Кроме того, домой он не поедет. Конечно, госпожу Хосокаву жалко, но не оставаться же господину Хосокаве одному!
– Что ты имеешь в виду: «домой он не поедет»?
По губам Кармен скользнула тень улыбки. Она чуть откинула голову, так что Гэн наконец разглядел под козырьком ее лицо.
– Мы теперь живем здесь.
– Но ведь не навсегда?
– Наверное, – почти беззвучно ответила Кармен. И тут же испугалась, не сболтнула ли чего лишнего. Она знала, что должна хранить абсолютную верность командирам, но разговаривать с Гэном – совсем не то же самое, что с другими заложниками. Гэн наверняка никому не выдаст секрет, у них все под секретом – и посудная кладовка, и чтение. Кармен верила ему как себе. Она легонько ущипнула его за руку и пошла прочь. Прежде чем за ней последовать, он выждал минуту. Кармен шла совершенно беззвучно, двигалась осторожно и плавно. Никто не замечал, как она проходила мимо. Она вошла в маленькую ванную комнату рядом с холлом. Замечательное розовое мыло в доме уже давно кончилось, полотенца были грязными, но золотой лебедь по-прежнему восседал над раковиной, и, если повернуть кран в форме крыла, из его клюва все так же лилась прозрачная вода. Кармен сняла кепку и умыла лицо. Потом попыталась причесаться, запустив пятерню в волосы. Ее лицо в зеркале казалось слишком грубым, слишком смуглым. Дома некоторые называли ее красавицей, но теперь она видела настоящую красоту – для нее недостижимую. Иногда, когда утром она приносила Роксане завтрак, певица еще спала, и Кармен ставила поднос на тумбочку и слегка касалась ее плеча. Тогда Роксана Косс открывала свои огромные светлые глаза, улыбалась, откидывала одеяло и делала знак Кармен лечь рядом с ней, на теплые вышитые простыни. Кармен забиралась в постель, но так, чтобы ноги в грязных башмаках свешивались с краю. Потом они с Роксаной Косс закрывали глаза и еще несколько минут предавались дреме. Роксана заботливо укутывала Кармен по самую шею. Девушка проваливалась в сон и видела своих сестер и мать. Всего несколько минут сна – а они уже тут как тут, все пришли к ней в гости! Они все тоже хотели понежиться в мягкой и удобной
постели, полежать рядом с такой потрясающей, невообразимой женщиной. Золотистые волосы, голубые глаза, кожа – будто кто-то пытался перекрасить белую розу в розовый. Возможно ли не влюбиться в Роксану Косс?– Гэн! – позвал Виктор Федоров, едва тот схватился за ручку двери в ванную. – Я вас обыскался! Как вы ухитряетесь прятаться в доме, где вообще деваться некуда?
– Я не думал…
– Ее голос сегодня – как вы находите? Само совершенство!
Гэн согласился.
– В общем, пора с ней поговорить.
– Прямо сейчас?
– Я понял, что момент настал.
– Но ведь я вас спрашивал об этом на этой неделе каждый день!
– Ну и что? Тогда я не был готов, что правда, то правда, но сегодня утром, когда она снова и снова пела Россини, я понял: она меня поймет, даже если я буду нести полный бред. Она женщина добрая. Сегодня я в этом убедился. – Федоров постоянно потирал свои громадные руки, будто мыл их под невидимой струей воды. Голос его был спокойным, но в глазах мелькал страх, и даже от его кожи исходил какой-то перепуганный запах.
– Для меня сейчас не совсем подходящий момент…
– Зато для меня подходящий! – рявкнул Федоров и тихо добавил: – У меня уже нервы не выдерживают.
Федоров сбрил с лица густую растительность – процесс болезненный и трудоемкий из-за прискорбного качества имеющихся в доме бритв, – и явил миру мясистые розовые щеки. Он попросил вице-президента постирать и погладить его одежду и, пока штаны и рубашка крутились в стиральной машине, стоял рядом, обмотавшись полотенцем и дрожа от холода. Он принял ванну и выстриг волосы из носа и ушей маникюрными ножницами, которые ненадолго выпросил у Хильберто, предложив парню взятку в размере пачки сигарет. Заодно остриг ногти и даже попытался как-то привести в порядок прическу, но такая задача маникюрным ножницам оказалась не под силу. Федоров сделал все, что мог. Больше ждать было невозможно.
Гэн кивнул в сторону ванной комнаты:
– Я только собирался…
Федоров огляделся, а потом взял Гэна под руку и едва ли не втолкнул его в ванную.
– Ну разумеется! Разумеется! Столько я еще могу потерпеть. Сколько вам будет угодно! Делайте, что вам надо! Я подожду вас тут. Чтобы быть уверенным, что буду первым в очереди к переводчику. – На рубашке у Федорова проступали темные пятна пота, дополняя живописную композицию из более давних, уже выцветших пятен. Гэн подумал, не это ли имел русский в виду, когда говорил, что больше не может ждать.
– Одну минутку, – тихо сказал он и без стука вошел в ванную.
– Жалко, что я не понимаю, о чем вы говорили! – засмеялась Кармен. Она попыталась выговорить несколько русских слов, но получилась какая-то бессмыслица вроде: «Я не буду хрустеть стол».
Гэн приложил палец к губам. Ванная комната была маленькая и очень темная: стены облицованы темным мрамором, пол тоже из темного мрамора. Один из светильников возле зеркала не горел. Надо не забыть попросить вице-президента заменить лампочку.
Она присела на край раковины и прошептала:
– Кажется, у вас был очень важный разговор! Это Лебедь, русский?
Гэн сказал, что это был Федоров.
– А, такой большой. А откуда ты знаешь русский язык? Откуда ты вообще знаешь так много языков?
– Это моя работа.
– Нет-нет! Это потому, что ты знаешь что-то особенное, я тоже хочу это знать!
– У нас всего минута, – прошептал Гэн. Ее волосы были так близко – черные, блестящие, никакому мрамору не сравниться. – Я должен для него переводить. Он ждет за дверью.
– Мы можем поговорить ночью.
Гэн покачал головой:
– Я хочу спросить тебя о том, что ты сказала тогда. Что ты имела в виду, когда говорила, что мы теперь живем здесь?
Кармен вздохнула:
– Ты же понимаешь, я не могу всего сказать. Но сам подумай, разве так уж страшно, если мы останемся все вместе в этом прекрасном доме? – Ванная комната была размером с треть посудной кладовки. Коленями она касалась его ног. Сделай он полшага назад, и окажется на комоде. Ей захотелось взять его за руку. Почему он хочет ее покинуть, почему хочет покинуть этот дом?
– Рано или поздно все это должно закончиться, – сказал он. – Такое не может длиться бесконечно, власти это прекратят.
– Только если люди совершат что-нибудь ужасное. А мы никого не убили. Тут всем хорошо.
– Тут всем плохо. – Правда, произнося эти слова, Гэн совершенно не был уверен в их правдивости. Кармен опустила голову и начала рассматривать свои руки.
– Иди переводи, – сказала она.
– Ты больше ничего не хочешь мне сказать?
Кармен часто-часто заморгала, чтобы скрыть слезы. Как глупо, если она еще и заплачет! Ну что плохого в том, чтобы им жить вместе в этом доме?! Она бы как следует выучила испанский, научилась бы читать и писать, потом выучила бы английский, а потом, может быть, еще и японский немного. Но нельзя думать только о себе. Она это понимала. Гэн правильно хочет от нее избавиться. Она ничего ему не дает. Она только отнимает у него время.