Белые Мыши на Белом Снегу

Трубин весело поглядел на меня:

– А вы, Эрик, философ!.. Слушайте - нескромный вопрос - а что такое вы с собой таскаете? Паек, что ли?

– Да нет, какой паек!
– мне удалось полностью сохранить естественные интонации.
– Будете смеяться: одеяло. Старое одеяло. Дверь хочу утеплить, дует, а тут смотрю - валяется в больнице, никому не нужное. Они разрешили - я и взял. Хотите, покажу?

– Не надо, не надо!
– Трубин со смехом замахал руками.
– Я из простого интереса спросил. На что мне ваше одеяло? А насчет двери - вы молодец, я бы не додумался...

Мы пересекли проспект, и я увидел то самое кафе, куда вела нас жертва моей кражи: три окна чуть на разной высоте, стертые ступеньки, низкая крыша. Надпись "К а ф е" лесенкой по стеклу, рядом пожарный щит с баграми и лопатами, открытый песочный ящик.

– А почему оно работает?
– удивилась Полина.
– Времени-то уже часов одиннадцать!..

– Для ночных сотрудников, - объяснил Трубин.
– Не волнуйтесь, пропуск у меня есть, ну, а вы - со мной, естественно.

Я шел и улыбался, предвкушая ужин, за который не придется платить, и обещанную завтра зеленую карточку. Пока все складывалось в мою пользу: даже если бы Трубин вдруг решил посмотреть, что у меня в свертке (а такое могло случиться, люди разные), он увидел бы только драное, полусгнившее, грязное одеяло. Неприятное зрелище, но зато я - чист, как стекло.

Единственное, что тревожило меня - больница. Это было мое слабое место: я не помнил, сказал ли врачу о куртке. Вроде не говорил. А медсестре? Или сторожу, который нашел меня за будкой?.. А может, той беременной женщине?.. Оставалось надеяться, что и они ничего не помнят. Но - вдруг?

Я не люблю слово "вдруг", оно никогда не таит в себе приятных неожиданностей. "Вдруг" происходит всегда что-то гадкое, даже непоправимое - как, например, тогда с Хилей...

* * *

В тот ужасный день она ждала гостей. Зайдя к ней около шести часов, я застал ее необычно оживленной, в нарядном платье из темно-красной шерсти и наброшенном на плечи шелковом шарфике. На тумбочке под зеркалом стоял открытый флакон духов, а на полу, на аккуратно расстеленной чистой тряпочке - туфли.

Мне было девятнадцать, а Хиле - двадцать лет. К тому времени я уже закончил курсы помощников бухгалтеров и служил в жилищной конторе, а она поступила к своему отцу секретаршей. Можно сказать, что оба мы устроились неплохо: я получал оклад младшего служащего, желтые талоны и надбавку за сверхурочные, а о Хиле и говорить нечего: в Тресте столовых она каталась, как сыр в масле. По состоянию здоровья армия мне не грозила, достаточно было полистать медицинскую карточку, и потихоньку, буквально по маленькому шажку, я начал приближаться к мысли о женитьбе на моей очаровательной соседке: в конце концов, я знал ее сто лет, мы крепко дружили, и даже - кажется - любили друг друга.

Будущее виделось мне светлым: хорошая должность (я не собирался оставаться всю жизнь только помощником бухгалтера), уютная отдельная квартира в служебном доме, ребенок или даже двое, вечерние походы в кино или на лекцию, прогулки по окрестностям, выезды к морю в самую лучшую пору года - ранней осенью. Семья в моем понимании была естественным продолжением романа - других примеров я вокруг и не видел.

Правда, была одна вещь, из-за которой наши отношения с Хилей нельзя было назвать "романом" в обычном смысле, и именно эта стыдная, странная, противоестественная мелочь заставила меня обмануть "папу" еще раз - последний...

– Ты куда-то уходишь?
– я протянул Хиле букетик цветов.

– Нет, никуда, - она небрежно положила, почти бросила подарок на тумбочку.

– Просто будут гости.

– Ах, я не вовремя... Но мы же хотели в кино - не помнишь?..

– Слушай, Эрик, - она вдруг крепко взяла меня за плечи и посмотрела в глаза жестко и укоризненно, - ты отличный парень, но сегодня, пожалуйста, уйди. Завтра, если хочешь, мы сходим с тобой в это кино. Или в другой день. Но не сегодня.

– Почему? Это будут какие-то особенные гости?

– Да. Это будет другой человек.

Несколько секунд я переваривал, потом сказал:

– Тебе не кажется, что "других людей" мы с тобой уже проходили?
– больше всего мне хотелось заплакать, но я заставил себя говорить спокойно.

– Эрик, - Хиля отпустила меня, - мы с тобой просто хорошие друзья. Неужели ты, как друг, не хочешь, чтобы у меня все сложилось? Мне двадцать лет, ты понимаешь, все мои знакомые уже...
– лицо ее вдруг сделалось беспомощным.

Мне показалось, что я вижу выход из положения:

– Хиля, если ты имеешь в виду - замуж, то я...

– Ничего не говори!
– зло отозвалась она.
– На свете нет легких путей. И никакая запись о браке нам с тобой не поможет.

Я все не мог понять, что она имеет в виду.

– Слушай, Хиля, давай это обсудим. Я серьезно говорю - выходи за меня замуж.

Я предложил это вполне искренне - решение и так почти созрело. Конечно, в двадцать лет ей уже пора иметь семью, кто спорит.

Секунду Хиля молчала, потом упрямо помотала головой:

– Нет.

– Почему?
– теперь я уже жалел, что не предложил этого раньше.

– Эрик, давай честно... ты же не можешь... с женщиной, да?

– А тебе это обязательно нужно?

– Но хотя бы ради детей!
– глаза ее широко распахнулись, и я инстинктивно шагнул к ней, готовый обнять и утешить, если заплачет:

– Дети будут. Я тебе обещаю. Придумаю что-нибудь.

Хиля начала всхлипывать:

– Эрик, не доводи меня, уйди, пожалуйста! Ну, пожалуйста!.. Придумает он... А раньше почему не придумал?

Я отступил к двери, изо всех сил удерживая на лице спокойную маску. Хиля отвернулась.

– Ну хорошо, - сказал я.
– Как скажешь.

Да - я действительно этого не мог. "С женщиной" - сказала она, но ошиблась, потому что есть масса мужчин, которые не могут этого именно с женщиной, а иначе, пусть даже извращенно - но они имеют хоть какое-то представление...

Я же не мог этого в о о б щ е. И не хотел.

Теоретически я знал все, и, как любое абстрактное знание, оно меня не волновало. Удовольствие - это теплый вечер, хороший фильм в кино, прикосновение к чистой гладкой Хилиной коже, запах духов, смех над шуткой. Существует удовольствие от вкусной еды (и очень сильное), от скорости, от горячей ванны, от отдыха после долгой прогулки. Даже от работы, если она тебе удается.

На службе знали, что у меня есть девушка, чуть ли не невеста, поэтому никаких вопросов не возникало. Хотя нет, один вопрос мне все-таки задали: "Ты кого хочешь, мальчика или девочку?". Спросила об этом симпатичная толстушка-машинистка, в обеденный перерыв, на отведенной для курения лестничной площадке. Я поднимался в контору, она стояла с папироской в янтарном мундштуке, прислонившись к крашеной стене и скрестив ноги. На ее белую рабочую блузу косо падало из окна солнце - и это было красиво.