Белые Мыши на Белом Снегу
Шрифт:
Основоположники наши уже тогда говорили об эксперименте и в пример - в каких-то высоких начальственных кабинетах - ставили нас, "тыловиков", будто особую породу людей, которую стоило бы культивировать. Речь шла, конечно, не о стране, а об особой автономной области, которая одна способна обеспечить все народное хозяйство любой необходимой продукцией, от пшеницы до урановой руды, не требуя взамен ничего, даже минимальных льгот. Звучало: эти люди будут работать за "спасибо", им просто не надо в этом мешать. Думаю, все было ложью. Не в том, что касалось людей - а в том, что касалось целей.
Три человека - Цандер, Макшеев и Романовский - задумали гораздо большее, чем казалось их высоким покровителям. Ни много ни мало - создать заповедник идеального социализма, что-то вроде резервации с жестким иерархическим порядком, жители которой даже не будут знать, что они - в резервации. Для этого были нужны три первостепенные вещи - начальственный
...- Да, это был эксперимент, - вдохновенно рассказывал Трубин, сидя на полу триста седьмой комнатки, над моим поверженным телом.
– А может, необходимость, лишь прикрытая словами об эксперименте, теперь никто и не знает. Спецгородок вырос именно из того подразделения, которое занималось всеобщей психообработкой: ведь нужно было очистить память тысяч людей, удалить ненужные воспоминания, отсеять все лишнее, как сквозь сито. Тебе никогда не приходило в голову: наш мир абсолютен, подчинен чистой идее, без предрассудков, без памяти предков - без ничего! Он идеален настолько, насколько вообще может быть идеально человеческое общество. Прорываются, конечно, какие-то инстинкты, от этого нельзя полностью застраховаться, но в целом у нас нет проблем, свойственных окружающему миру, всему человечеству!.. Мы и сами - совершенны, ты об этом не задумывался? Мы вполне красивы, достаточно умны, интересны, мы - в общей массе - порядочные люди, не оскорбляем друг друга, не изменяем любимым, не бросаем детей, не болеем венерическими болезнями, не саботируем работу, не ругаем правительство и даже не знаем ничего о нем!.. У нас удивительно низкая преступность, мало сумасшедших, извращенцев, алкоголиков... Мы победили большую часть смертельных недугов, создали массу технических новинок, телевидение вот только не изобрели. Я забыл - какого-то металла не хватает для постройки оборудования. Но и это будет преодолено! А все почему? Как ни странно это слышать, потому, что мы - раса полностью искусственная. Не от обезьян мы произошли, а создали нас - в лабораториях. Взяли сырой человеческий материал и создали НАС! Ты понимаешь?
Я кивнул, чтобы хоть как-то отреагировать. На самом деле, этот разговор вызывал у меня только скуку: зачем рассказывать неправдоподобные сказки смертельно уставшему человеку, который хочет есть, спать, у которого снова начал ныть больной глаз и идет кругом голова? Неужели нельзя вот с таким восторженным видом порассуждать о чем-то другом, более близком к нашей реальной ситуации?..
Но Иосифа уже понесло, он говорил, захлебываясь, и был в этот момент необычайно похож на свою дочь - такую, какой она была несколько часов назад.
– Это была грандиозная затея, и первое время вся страна только о ней говорила и писала. Нас показывали в кинохронике, о нас без умолку рассказывали зарубежным журналистам, мы не сходили со страниц газет и научных диссертаций... Ох, Эрик, ты даже представить себе не можешь, как это было! Заповедник социализма! Общество равных!.. Они надеялись растянуть со временем наши границы не только на с в о ю страну, но и на весь земной шар!.. А потом все пошло как-то не так. Что-то случилось то ли в атмосфере, то ли в мозгах экспериментаторов. Мы закрылись! Захлопнулись, как раковина!
– Трубин мелко засмеялся.
– Нас стало просто не вынуть оттуда! И никто теперь не знает, кто мы и где мы, потому что до нас невозможно добраться. Они пытались, я знаю, и не раз, но ничего у них не выходило. К нам не может долететь ни один их самолет, не доходят радиоволны, у машин глохнут двигатели, на пути разведчиков рушатся горы и выходят из берегов реки - как будто сама природа встала на нашу защиту. Остался один путь - единственный тоннель глубоко под землей, но и он когда-нибудь станет непроходим.
– Вы как будто про параллельный мир рассказываете, - устало сказал я.
– А мы и есть - параллельный мир!
– он торжествующе вздернул седую голову.
– Мы сидим огромным бельмом у них в глазу, и ничего они с нами сделать не смогут, потому что панически боятся! У нас есть ядерное оружие, и никто не запретит нам его применить. У нас есть яды, смертоносные бактерии, вирусы, вызывающие быструю мучительную смерть. Наши ученые работают над новой ракетой избирательного действия, и скоро оно тоже поступит на вооружение войск. У нас лучшие ученые, исследователи, военные - у нас все лучшее! Все наши мужчины призывного возраста - это отлично обученные солдаты, умеющие действовать на одних рефлексах, прочно сидящих у них в подкорке! Уж об этом психиатры позаботились в первую очередь! Любая женщина может оставить свой станок или рабочий стол и превратиться в сапера, в связиста, в санитарку - да в кого угодно. Все - в мозгах, и мы
– Трубин немного перевел дух и победоносно посмотрел на меня.
Я снова кивнул. Этот человек начинал меня раздражать почти так же, как Зиманский. Интересно, эти теории - кто их выдумал? И зачем? Искусственная раса!.. Я чуть не засмеялся, представив внутри своего тела провода и транзисторы.
– Не веришь, - Трубин грустно вздохнул.
– Этого следовало ожидать. Ты, Эрик, относишься к лучшим образцам "хомо социалис", у тебя даже направление мыслей идеально верное! Все, что может поколебать твои жизненные устои, ты автоматически считаешь бредом сивой кобылы! А ведь это правда, сущая правда, как и то, что мы программируем половой состав населения на случай войны - хоть это-то твои идеальные мозги могут переварить?.. Пойми, мы - лучше, чем те, кто нас сделал, кто впаял в нас все это! Мы, наша страна - как дрессированная собака, которая внезапно укусила своего хозяина... даже не так, она его не кусала, просто вильнула хвостом и удрала от него!.. Скажи, тебе не приходилось читать Джорджа Оруэлла, его знаменитый роман "1984"? Ну ясно, не приходилось. А я читал, мне его специально привезли... с той стороны, один знакомый, с которым мы уже лет двадцать спорим. Там описано общество, в чем-то, совсем микроскопически похожее на наше, но это - роман ужасов, без преувеличения, потому что то общество - поистине страшно. Страшно - и невозможно, ведь человек - удивительное существо...
Я сдержал зевок: не люблю монологов. Мила придвинулась и вдруг стала нежно, совсем невесомо гладить меня по голове, перебирать волосы, ласкать - и я растворился в этом. Что-то подобное вызывала у меня полузабытая Яна - но тогда я сидел на тестостероновых таблетках. А сейчас-то?.. Как это объяснить, что я "плыву" и вижу наяву яркие разноцветные сны, гораздо более важные и ценные, чем то, что втолковывает мне Трубин?..
Ее лицо ясно говорило: "Не мешай, пусть папа выговорится, ему сейчас нужно", и я молчал, делая вид, что слушаю.
А он все говорил, даже не говорил, а пел, превозносил, перебивая сам себя, размахивал руками, и голос его очищался от хрипоты, яснел с каждой секундой.
– ... обратил внимание, что у тебя не русское, а скорее интернациональное имя? Это не имеет отношения к кодировке, просто, я думаю, рано или поздно мы совсем переродимся, мы ведь и сейчас уже другие! Язык изменится, шрифты, жесты...
Я немного невпопад кивнул, уже улыбаясь, и снова подстроился под руку Милы - совсем как кошка, когда ей хочется ласки, бодает лбом хозяйскую ладонь.
– Обработка психики идет постоянно!
– разливался Трубин.
– Мать кодирует дитя, сама о том не подозревая. Учитель кодирует учеников... Вон, Мила сейчас кодирует тебя - воздействует на твой комплекс сексуальной неудовлетворенности. Что улыбаешься, дочь, разве не так?.. Понимаешь, Эрик, это - процесс скрытый, но действенный. "Код-солнце" - это полная система ценностей, к которой ничего нельзя прибавить. Мы на этом выросли. У Оруэлла общество держится на страхе, у нас - на любви. Мы ведь любим свою страну, плачем - да-да, плачем!
– под звуки государственного гимна, маршируем по улицам в День Труда - седьмого ноября и День Мира - девятого мая, не подозревая, откуда на самом деле пошли эти праздники... Нам и не нужно подозревать - нам все равно. Мы редко говорим о политике, нас не беспокоит наше положение в мире, а почему? Потому что нас все устраивает в окружающем, нам здесь к о м ф о р т н о! А кому некомфортно, лечатся в спецгородке. Это не наказание, Эрик, это попытка помочь!
– Попытка закодировать тех, у кого произошел сбой кода, - вставила Мила.
– Это иногда случается.
– И в последнее время - все чаще, - вздохнул Трубин.
– Человеку свойственно возвращаться к своей природе. От природы мы - хищники, очень жестокие, примитивные, эгоистичные. Мы врем, лицемерим, предаем, совершаем мерзкие поступки. Код говорит: нельзя. А голос предков: можно и нужно. Как там говорил твой Зиманский: свобода выпустить себя из себя? Очень точно. Именно от этого мы и лечим. Себя из себя выпускать ни в коем случае нельзя, ведь такая тварь может вырваться на волю!.. Ты говоришь, у тебя не хватало тестостерона? Сейчас по тебе не скажешь, но - допустим. И что из этого? Ты - добрый, мягкий человек, в твоей подкорке достаточно зашито хорошего для полноценной, полезной жизни. Чего он добился, что частично раскодировал тебя и твою жену? Вы расстались, она не может выйти замуж - разве дело тут в гормонах? Дело - в нарушенной психике у вас обоих. Ты украл куртку - мелочь, побочный эффект разрушения кода. А если бы тестостерона у тебя хватало - что бы ты сделал вчера вечером, чтобы заглушить депрессию, которая на тебя навалилась?..