Белый варвар

– Вышло лучше. Не киньтесь вы по следу, меня бы в живых не было.

– Тоже верно.

И молчит. От его молчания в мороз бросает не хуже, чем от взгляда. Поежилась, взяла еще одну шкуру на плечи:

– Что в письме вам отправлять?

– Пиши: «Ваш сын все еще болен» и подпись короткая «А».

– Накаркаете. Писать буду, что он жив и здоров, - я прямо посмотрела на оборотня.
– И к чему мне писать о сыне? Уж лучше о погоде.

– Возможно, - он хитро прищурился.
– Ты в свою деревушку вернешься?

– Нет.

– А новости из Ог туда быстро дойдут, - сказал с намеком и внимательно смотрит на меня.

– Еще и приживалкой оборотня стану…?

– Барона, - поправил он.

– Как хотите, так и называйте. Все одно - позор! Такого в деревне не прощают.

– За прошлые тоже не простят.

С кривой улыбкой поднялся, медленно подошел.

Слова его, как по сердцу ножом. Слезы обиды подступили к глазам, пусть не прощают, главное ушла. Теперь им всем вольготнее заживется без меня. Соленые капли обиды стерла рукавом, губу прикусила, чтобы не расплакаться.

– Вы что-то хотели… еще?
– спросила тихо.

Обнюхал, унизил, что еще?

– Пятнадцать монет на столе.

– Что?

– Ты выиграла в споре. Немощь.

Пять минут, как ушел, а я все еще стою истуканом. Вспоминаю, как Белый варвар меня в лоб поцеловал. Горячим дыханием лицо овеял, теплыми губами прикоснулся, и растаял, как не бывало.

Показалось.

Через минуту, а может и час в комнату влетела раскрасневшаяся повитуха Ирия, женщина средних лет и огромных возможностей. Матушка моя с ней дружила, письма друг дружке писали, делились рецептами мазей. Люблю ее за характер добрый и человеческое отношение к больным. За кого она не возьмется всех на ноги поднимет, от младенчика, до старика.

– Ариша, жива!
– она подскочила ко мне, крепко меня к себе прижала. С мороза в полушубке холодная и колючая, но я ей рада, как родной, обняла, поцеловала.

– Здравствуйте!

– А я уж думала, не дождемся!
– Ирия отстранилась.
– Белый злющим на тебя был, все искал тонкий нож. И никак не мог успокоиться, рычал что-то о чучеле из немощи… - взялась разуваться и вдруг остановилась.
– Он не тебя ли имел в виду?

– Я цела и невредима.

– Какой невредима!
– воскликнула Ирия.
– Рыбця, я же, как тебя с ним на полчаса оставила, так на спине твоей новые ушибы появились, а сама ты двое суток проспала.
– Она всплеснула руками и начала раздеваться.
– Уж думала, все, не очнешься. Комнату убрала повторно, тебя вымыла, сумку твою почистила. И как есть, пообещала белому ироду, что башку его седую на твою могилу положу. А он знаешь что?

– Что?

– Убегая, сказал, что у тебя есть дело незавершенное, мол ради него ты с того света вернешься. И не ошибся… - спрашивает деловито.
– Ты ела?

– Только поднял…, поднялась.

– Тогда пошли, стол накрою. Знала, что ирод в хате не растопит, горячего с собой принесла.

Она прошла на кухню, я за ней следом иду неторопливо, чуть ли не кряхтя.

– А Белый варвар уходил?

– Убегал волчара. Двое суток отсутствовал, пока ты спала. Вернулся злее прежнего и с голубем в клетке.
– Она махнула рукой в сторону комнаты, где я спала, и из корзинки горшочки глиняные достала, ложки, кружки, крынку с молоком.
– А меня к сестре отослал и нагрубил напоследок, сущий варвар

– Ирия, а сколько я у вас уже… гощу?

– Пятый день пошел.

Пятый? Мысленно подчитала время и ужаснулась. Только бы повезло, только бы успела вслед за ними из деревеньки Ог уйти!

Схватила женщину за руку, спросила тревожно:

– Обоз с дровами в сторону селения Ажуг уже ушел?

– Этим вечером только поползет, - она меня за стол усадила аккуратно, плечей и спины не касаясь, придвинула ближе горшочек с вареной крупой и луковой зажаркой, соленья из помидор.
– Снега много навалило, они два дня назад ехать не решились.

– Это хорошо, - даже вздохнула с облегчением.
– Слава Богу.

Женщина прищурилась, прицыкнула языком:

– А ты у меня не останешься?

– Нет.

Нельзя мне здесь оставаться, нужно уходить и чем дальше, тем лучше.

– Ариша!
– воскликнула она сердито.
– Кто ж в Весеннюю Тосу за обозом идет?

– Я иду.

– Как идешь?

– Пешком, - ответила с улыбкой.
– По их следам пойду. Так надо.

– Что за дурь?! Сиди у меня до весны… Родителей нет, так ты хоть дядьку твоего пожалей и Севуню, как они без тебя, а?

– Им без меня должно быть очень хорошо. Женился дядя на белошвейке в эту Ночь Ледокола.

– Счастье-то какое! Рата согласилась и в дом его вошла?

– Согласилась. Вошла.
– Глянула уверенно, а голос не сдержала, слезливо просипела на последнем слове.

– А ты что, не прижилась?
– вглядываясь в мое лицо, Ирия с тревогой спросила.
– Или для дядьки твоего белошвейка дороже племянницы?

– Не дороже, я решила жить от них вдали.

– А как же Варос, парень твой?

– Женился… - голос стал совсем глухим, слова обрывистыми.
– На Марийке рыжей.

– Девчонка из Княжих?
– ошеломленно переспросила Ирия.
– Ей же всего пятнадцать лет!

А я вспомнила, как Варос ею хвастал меж друзей и все-таки тихо всхлипнула:

– Зато у нее грудь большая, бедра широкие, кожа, как молоко и косища толщиной с кулак, а еще приданное. Пусть не дочь старосты, но тоже из семьи торговцев и под венец голой не пойдет, с… с… с приданным она.

Тяжко вздохнула и шмыгнула носом:

– А то, что молодка, ему на руку. Такая слово поперек сказать не посмеет, к тому же нетронута…

– Ариша, - хозяйка дома оказалась за моей спиной, обняла, по голове погладила, - ну что же ты, что же ты плачешь? Пусть и живет себе кабель блудливый с рыжей курвой.

– Ирия, как можно так о девочке?

– Можно, еще как можно, - она села подле меня, обняла крепко.
– Я что ли семьи этой не знаю? Девчонка хоть и молода, но нрав у нее, как у ослицы упрямый, а кровь горячая. Варос сам вскоре взвоет. И из приданного не получит ни гроша. Зря, что ли чета Княжих в своем дворе дом построили? Сейчас переманят на готовое зятька и будет он на их семью пахать, как вол. Не свой, такого не жалко.

– Если так, то пусть идет!
– махнула рукой и улыбнулась.
– Спасибо, Ирия.

– Вот! Умничка. Улыбайся чаще и плохого в голову не бери.

Она села напротив и за все время завтрака глаз от меня не отвела. То пальчиками по крышке стола стучала, то молоко в чашке громко помешивала. Знаю, спросить хочет и не решается. Выходит вопрос барона коснется. Не беда, чтобы не спросила, краснеть не буду, отвечу.

Отложила ложку и поблагодарила за еду.

– Рыбця, тебя более ничего не тревожит, а?