Бенефис

– А я верю, – щурила Таиска свои черные глаза и тоже почему-то смеялась.

Наверное, над тем, как по-разному они представляли себе счастье. «Интересно, как у нее с этим, – подумала Лизавета Петровна, видя, как трамвай, миновав площадь, поворачивает направо. Продолжая стоять и смотреть вслед трамваю, Мячикова вспомнила, что не знает Таискиного телефона. «Жаль, интересно было бы встретиться», – подумала она. Через несколько дней Таиска позвонила сама.

– Приходи ко мне, – позвала Лизавета Петровна. – У меня все разбежались. Ребята в школе во вторую. Муж придет поздно. Приходи, кофейку попьем.

– Нет, идем в кафе, – сказала Таиска. – Дома еще насидимся.

– Ну тогда, только до девяти, не позже, – согласилась Мячикова, уже обдумывая, в чем пойти.

Она знала, что Таиска будет в чем-нибудь ярком и блестящем и на каблуках, которые сделают ее похожей на Эйфелеву башню, и ей, Лизавете Петровне, будет казаться, что Таиска слегка покачивается, как на ветру. Наконец, надев свое синее шерстяное платье и единственное свое украшение – золотую цепочку, подарок мужа, Мячикова, пригладив на затылке темные волосы, вышла из дома. В кафе свободных мест не было. И теперь, стоя на улице и раздумывая, что предпринять, они молча смотрели друг на друга. И, казалось, каждая думала о своем. Лизавета Петровна уже опять собиралась пойти к ней домой, но со стороны зоопарка, где тогда еще не было никакой «Солянки», а крыша не повторяла очертания буддистского храма, отчего стало казаться, что звери разом перестали понимать по-русски, к ним направился человек. По короткому приветствию, долгим взглядом и недомолвкам, Лизавета Петровна поняла, что это – Таискин знакомый.

– Какие проблемы? – обратился он наконец к обеим, устремив свои светлые в густых черных ресницах глаза почему-то на Мячикову.

– Никаких, – отозвалась Лизавета Петровна. – Башмаки жмут, – сказала она, смеясь.

– Понятно, – помолчал он, – Меня зовут Микки, еще точнее – Микки Маус, раз ты не представляешь меня, – обратился он теперь к Таиске.

Та, спохватившись и осознав, что момент упущен, уставилась теперь на Микки.

– Ну, что? Идем в ресторан, раз кафе занято, – заключил он. – Как вы? – обратился он опять к Мячиковой. – В последнее десятилетие двадцатого века вступили. А в ресторанах как не было мест, так и нет, – проворчал Микки, немало удивив Мячикову своими претензиями к историческому прогрессу. – Ну, так как вы? – опять спросил он Мячикову.

– Я как она, – кивнула Мячикова на свою одноклассницу.

– Таисия Гавриловна всегда согласна, – весело и беспечно произнес Микки.

Не чувствуя двусмысленности сказанного, Таиска кивнула. В ресторане мест не было тоже. Но Микки куда-то сходил, кого-то позвал, кому-то что-то сказал – и усадил всех за трехместный столик, где третье место было предназначено ему самому. А поскольку он все время отлучался – только один раз подошел к Лизавете Петровне, чтобы пригласить ее танцевать, после чего она попросила его больше этого не делать, потому что времени и так мало, а они с Таисией Гавриловной давно не виделись – то разговаривать за этим столиком было удобно.

– Ну, рассказывай, – первой заговорила Таиска. – Кто он?

– Кто? А-а, – с опозданием поняла Лизавета Петровна, – Моряк, штурман. Ленинградская мореходка. Первая любовь. В общем, все как в кино, – рассмеялась Лизавета Петровна.

– Во всяком случае, на жизнь хватает, – помолчав, сказала Таиска.

– Да как сказать. Сбегает в море – хватает. А если на берегу – без моей зарплаты не обойтись.

– Двое детей, – сказала Мячикова.

– А ты, значит, на «скорой». Мне моя мать говорила. Она тебя встречала.

Лизавета Петровна кивнула.

– Собачья работа, – проговорила Таиска. – Передний край. Может, хоть больше платят?

– Рублей на десять побольше. Да и то норовят обсчитать. Чем больше заработаешь, тем больше обсчитают.

Помолчали.

– А ты жила где-то на юге? Замужем?

– Да. У его матери. Почти десять лет там прожили. Сейчас вот сюда приехали, – рассказывала Таиска. – Брат квартиру получил. Он строитель, так мать одна осталась. Теперь мы с ней живем. Жилье-то нам – ни мне, ни ему – не светит. Оба врачи, – тихо сказала Таиска, как-то извинительно взглянув на Мячикову. – Правда, есть еще одна возможность – кооператив, – продолжала она. – Но это дорого. Нам за жизнь не собрать. Хоть на одну ставку, хоть на две.

– А муж?

– А что муж. Муж – как муж. Хирург, умный, талантливый. Все в науку рвался. На кафедре оставляли, двести рублей оклад. А тут ребенок. В общем, уехали к нему. И десять лет. Плита ее, посуда ее, кровать – и та ее. И здесь с жильем то же самое, – неожиданно отклонилась она от темы. – Правда, кое-кто по блату получает, – заключила Таиска.

И Лизавета Петровна поняла, что и «по блату» у Таиски шансов нет. Некоторое время молчали. Теперь Таиска, благоухая своими резкими, со странным пенициллиновым запахом, духами, молча смотрела на Мячикову. И Лизавета Петровна почувствовала, что все это давно и изрядно Таиске надоело, и она возвратилась к этой теме ненадолго и по крайней необходимости, поскольку надо о чем-нибудь говорить, если не виделись со своей школьной подругой много лет. Но вот взгляд Таиски повеселел, в нем появилось что-то другое, сиюминутное, и она уже поднимается навстречу мужчине, который пригласил ее на блюз. Ему было далеко за сорок. И, несмотря на то, что ему было далеко за сорок, дорогой костюм и очень дорогие туфли придавали ему заметный статус видного мужчины не только в прошлом, но и в настоящем. А уже заметно выраженное брюшко держало дистанцию. Таиска, как и предполагала Мячикова заранее, была в черно-золотистой блузке, черной шелковой юбке и черных, на высоком каблуке, туфлях, которые и в самом деле ее похожей на Эйфелеву башню. Крупная золотистая бижутерия и длинные неподвижные локоны делали почти незаметной шею. И безукоризненные с тонкой щиколоткой, как у скаковой лошади, ноги так и подчеркивали необходимость поднять волосы вверх, чтобы придать всей этой стройной конструкции, под названием «Таиска», полетность. Лизавета Петровна все хотела сказать ей об этом, но не решилась, и продолжала вдыхать резкий запах, когда разгоряченная танцем и комплиментами, Таиска возвратилась на место.

– Это известный художник, – сказала Таиска, только что простившись с художником глазами. – Денег у него-о-о, – протянула она.

– Откуда ты знаешь? – спросила Лизавета Петровна.

– Микки сказал. Мы были как-то в одной компании.

– А твой муж? – чего-то не договорила Лизавета Петровна.

Таиска посмотрела на нее многозначительным взглядом. Закурила сигарету.

– Последнее время мы с ним не понимаем друг друга, – сказала она. – Он не понимает меня, а мне трудно с ним, – продолжала Таиска. – Требует от меня чего-то, чего я не могу ему дать. Да чтоб – настоящее, – усмехнулась она. – А что он может дать сам, кроме своих прекрасных глаз, – ни благополучия, ни комфорта. А ты сиди в своей поликлинике на копейки, – договорила она, сплевывая яркими губами прилипшую к ним табачинку и снова затягиваясь.

– При всем том ты очень неплохо одета, – возразила Лизавета Петровна. – У меня, например, нет такого леопардового пальто. Хоть иногда и бывает возможность, продолжала она.

– Да, это он, что ли? – воззрилась на Мячикову Таиска, – Ему и в голову не пришло бы купить мне такое, – договорила она, посмотрев теперь на Мячикову странно коротким взглядом.

Лизавета Петровна поняла, что взгляд этот предназначался не ей, а художнику, который шел к столику, чтобы снова пригласить Таиску на танец.

– Ну а у тебя, как я понимаю, все хорошо, – как-то утвердительно спросила она Мячикову, как бы подводя итог, когда через несколько минут уже возвращалась на место.

– Микки не появлялся? – спросила она следом, не ожидая ответа на заданный вопрос.

– Нет, не появлялся, – отвечала Мячикова, осознав, что предыдущий вопрос на самом деле Таиску не интересовал.

– Куда это он запропастился? – опять спросила Таиска, напряженно вглядываясь в данный конец зала, где что-то происходило, чего Лизавета Петровна, сидя туда спиной, видеть не могла.

– Ну ладно. Я пойду. Уже почти девять. Ты ведь говорила – до девяти, – неожиданно сказала Таиска, обращаясь к Мячиковой. – Я тебя не буду провожать. Сама добежишь. Ладно? – спросила она, глядя на Лизавету Петровну.

На лице ее отразилась совершенно неподдельная необходимость уйти сейчас, немедленно, не провожая, не завершая разговор, не прощаясь. Поднявшись и теперь посмотрев в дальний угол зала, Лизавета Петровна увидела, что художник и стоявший рядом с ним Микки, оживленно жестикулируя, зовут Таиску к себе. Причем, судя по всему, требуя, чтобы она шла, как можно скорее. Оставив какие-то деньги за кофе и бокал вина, Лизавета Петровна вышла из зала. Она и сейчас, спустя больше двадцати лет, хорошо помнила, с каким наслаждением вдыхала тогда свежий, прохладный воздух и, вспомнив, что вот-вот должен был прийти Алексей, быстро пошла к трамвайной остановке.