Бесконечность любви, бесконечность печали

–  Не знаю. Но постараюсь быстро, - Вадим взял ветровку.
– По­курю заодно.

–  Бросал бы курить!
– мать укоризненно покачала головой.
– Знал бы отец!..

–  Мам, сама рассказывала: он бросил курить, когда я родился. Родится у меня сын - брошу, - пообещал уже на пороге.

–  Дай-то Бог! Почту заодно проверь, пожалуйста!
– прокричала в закрывающуюся дверь Нина Георгиевна.
– А тему диссертации уже выбрал?
– вернулась она к разговору с любимым учеником.

Вадим вышел во двор. Рядом с подъездом освободилось не одно, а целых два места, и он решил перегнать свой эксклюзив­ный автомобиль ближе к дому - пусть лучше ночует под окнами. К тому же ждать, ничего не делая, он не умел.

Переставив машину, Ладышев заглушил двигатель и сразу за­метил в зеркале: припарковавшееся сзади авто мигнуло фарами.

–  Присаживайтесь, - приоткрыл дверцу Вениамин.

–  Где запись?
– нетерпеливо спросил Вадим.

–  Здесь, - протянул тот пакет.
– И диктофон, и кассета.

Ладышев взял пакет, вытащил диктофон, повертел в руках, на­жал «play».

«Здравствуйте...
– послышалось почти сразу.
– Людмила Семе­новна...»

«Балай!» - сразу узнал он голос и, бессильно откинув голову, прикрыл глаза, перед которыми сразу все померкло.

Словно кто-то выключил свет в душе, погрузив мир в беспро­светную черноту...

Промокнув до нитки, с гудящей после напряженного дня го­ловой Людмила Семеновна открыла входную дверь, сбросила в прихожей грязные туфли, стянула пиджак, юбку, блузку, белье и раздраженно швырнула их на пол санузла. Прихватив пакет с продуктами, голая поспешила на кухню, оторвав ломоть хлеба, достала из пакета недоеденный на работе кусок колбасы, впилась в него зубами. Тело лихорадило, в висках пульсировало - то ли от холода, то ли от нервного перенапряжения.

Не переставая жевать, с зажатыми в руке колбасой и хлебом хозяйка поднялась наверх: срочно одеться! Нельзя заболеть в та­кой ответственный момент! Набросив теплый халат и продолжая активно работать челюстями, она присела в кресло рядом со шка­фом. Следовало немного передохнуть, успокоиться. Несмотря на принятые утром лекарства, скорее всего, подскочило давление: ощущение давящего обруча вокруг головы, тупая боль в затыл­ке. Управившись с колбасой, она потянулась за тонометром на тумбочке: так и есть - почти двести! Надо срочно что-то принять. Жаль, все лекарства остались внизу.

В былые времена Людмила Семеновна безотлагательно заня­лась бы здоровьем: легла бы в стационар, обследовалась, «откапалась», поехала в санаторий. Но сейчас не до того: каждый день пре­подносил все новые неприятности, которые наслаивались друг на друга, не щадя изматывали немолодой уже организм.

И вот сегодня чаша весов наконец склонилась в ее сторону. Хоть она еще и не видела запись на диске, чутье подсказывало: получен важный, может быть, главный козырь в борьбе с противником.

«Никудышный из тебя охотник, Обухов! Возомнил, что загнал меня в угол и я, поджав хвост, трепещу, ожидая выстрела в лоб? Как бы не так, дружок!» - Балай самодовольно усмехнулась.

Не учел Юрий, что загнанный в угол зверь вдвойне опасен: ког­да терять нечего, он может изловчиться и сам вцепиться тебе в горло. Пусть даже это будет последний бой. Вот и она после днев­ного совещания у нового начальника набралась смелости и попро­сила уделить ей несколько минут для личного разговора. И столь­ко в ней было напора и решимости, что тот не смог отказать.

Балай долго не расшаркивалась и с ходу выдала о Лежнивец все, что знала, начиная с давней неудачной операции. Выслушав, начальник коротко поблагодарил и пообещал разобраться и при­нять меры. При этом с трудом скрывал эмоции, даже побелел от негодования, стоило Людмиле Семеновне упомянуть имя профес­сора Ладышева и навести на мысль, что непрофессионализм и низкие моральные качества врача-гинеколога определенно сы­грали роль в его смерти.

Из кабинета она вышла торжествуя: при нынешнем руковод­стве на карьере Валерии Петровны можно поставить большой жирный крест! Это подтвердило следующее совещание, после которого Обухова попросили остаться. О причине Людмила Семе­новна догадывалась: как пить дать поставят на вид его хлопоты о Лежнивец!

Отчасти поэтому, заполучив диск с очередным компроматом на Валерию Петровну, Балай не торопилась его просматривать. Успеется. Сейчас надо продумать дальнейшую стратегию: немно­го выждать или прямо завтра еще раз попроситься на прием? До окончания ее контракта оставалось совсем немного, и на сегод­няшний день это главный вопрос. С предавшим ее Обуховым, так и быть, разберется позже - там тоже непросто придется с учетом депутатского статуса супруги.

На первом этаже хлопнула дверь, послышался стук каблуков.

«Вернулась красавица, - хмыкнула Балай.
– Кто бы сомневался!»

– Ну что, нагулялась? Может, решила за ум взяться?
– спускаясь по лестнице, начала она вправлять мозги дочери, но, заметив, что та тоже промокла до нитки, не терпящим возражений тоном ско­мандовала: - Немедленно в горячую ванну! После поговорим...

Не проронив ни слова, Кира опустила голову и поплелась на­верх. Защелкнув дверь ванной, открыла кран, содрала прилипшую к телу одежду и приблизилась к зеркалу. Выглядела она неважно: подтеки размазанной туши, растрепанные мокрые волосы. Да еще это жуткое состояние - мутит, кружится голова, клонит в сон.

«Неужели залетела? Как не вовремя!
– досадливо скривилась она и вытащила из сумки косметичку, где в укромном карманчи­ке лежали презервативы и тест на беременность.
– ...Так и есть!
– Кира швырнула тест-полоску в урну, но, подумав, достала, завер­нула в туалетную бумагу, затем в целлофан и спрятала в сумочку.
– Как же я оплошала? Всего один день пропустила, не выпила та­блетку... И что теперь делать? Не рожать же. Дети пока в мои пла­ны не входят!» - подумала она раздраженно.

Для начала следовало принять ванну погорячее. Никогда пре­жде не помогало, но вдруг? Открутив до упора кран с горячей во­дой, Кира присела на крышку унитаза.

«Два вакуума, один аборт... В последний раз доктор пугала бес­плодием. А может, все-таки родить?
– вернулась она к размыш­лениям.
– Нет... Никаких детей, тем более от Артема! Пусть он и гениальный, все равно нечего нищету плодить. К тому же далеко не красавец... Вот от Ладышева родила бы: и умен, и обеспечен, и собой недурен. Только с ним такой номер не прошел. Все у него было под контролем - неважно, трезв или пьян. Не человек, а хо­дячий автомат!»