Бесконечность любви, бесконечность печали

– Не буду, не волнуйся, - улыбнулась Катя.
– И сама с тобой поем за компанию.
– Она, подошла к холодильнику, достала один из контейнеров и поставила в микроволновку.
– Аппетита до сих пор нет, а Арина Ивановна все носит и носит. Закормила. За десять дней почти два килограмма набрала. Если так пойдет, скоро в дверь не влезу.

– А ты и так скоро не во всякую дверь влезешь, - «порадовал» Потюня.
– Мне, когда моя третья бывшая была на сносях, пришлось переселиться на раскладушку. Два живота на одной кровати никак не помещались. Ей-то хорошо, она разродилась, а вот я все никак.

– А на диету сесть не пробовал?

– переваливая еду из контейнера в тарелку, поддела Катя.

– Не, диеты - это не про меня. Отказаться от еды и секса выше моих сил. Я и среди ночи могу поесть. А сама?
– спросил он, заметив только одну тарелку.

– Не хочется мне пока каши с котлетами. Попозже. Йогуртом обойдусь. А ты ешь, приятного аппетита. Не стесняйся.

Веня и не думал стесняться.

– Обалденно готовит твоя мачеха!
– налегая на содержимое тарелки, похвалил он.
– Я бы от такой не отказался. Усыновил бы меня кто, что ли?

Катя только улыбнулась. Песню об усыновлении она часто слышала от Вени. Как и знала: в обмен на съестное с ним можно договориться обо всем.

Присев рядом у стола, она открыла баночку с йогуртом и, в отличие от Потюни, смачно уплетавшего кашу с котлетами, без аппетита медленно поднесла ложку ко рту. Просто давно пора поесть. Для ребенка.

– У тебя такое выражение лица, словно там не йогурт, а... лучше промолчу, - скривился Потюня.

– Вот и помолчи. Или расскажи, что в редакции.

– Все тебя ждут. Даже Стрельникова по собственной инициативе твой стол освободила. Ей Жоржсанд другой выделила.

– Чей?

– Росомахина.

– А что с Анатолием Францевичем? Как его здоровье?

– Вроде оклемался. Только ему на пенсию в этом году. Жоржсанд предлагала контракт продлить, но дети и жена настояли: уходи!

– И когда?

– Летом. Мария Ивановна попросила больше ее не вызывать -мол, возраст, глаза не видят, голова туго варит. Похоже, чувствует вину после твоей статьи.

– Зря. Она всегда хорошо ко мне относилась и ни в чем не виновата. Надо будет с ней поговорить после выписки, успокоить.

– Ну с этим вы сами разберетесь... Так что Олечка теперь очень даже кстати, - вернулся к теме Веня.
– Мало чего, правда, умеет, но все равно лучше, чем зеленые выпускники журфака.

– Опыт - дело наживное. А она старается, - встала на защиту бывшей стажерки Проскурина.

– Согласен. Но одного старания, сама понимаешь, мало: надо нюх иметь, тонкости момента чуять. А вот с этим у нее проблемка.

– Снова чего-то утворила?

– По-крупному не успела засветиться, но по мелочам...

– Каким?
– Катя поймала себя на мысли, что жизнь редакции ей по-прежнему интересна. Как и люди, которые там работают.
– Каким мелочам?

– Взять хотя бы репортаж о больнице. Ну о той, где ты лежала, когда теплотрассу прорвало. О самой трубе и о людях, что на морозе вкалывали, - пару строчек. Зато о начмеде и ее «подвиге» по эвакуации больных - две трети материала. Плюс фотография, как для доски почета. А какой там подвиг? Прямые служебные обязанности. Не сама же она каталки с больными по коридорам гоняла.

Катя нахмурилась. Все, что связано с прежней больницей, вызывало у нее едва ли не аллергию. Кроме, конечно, Оли и Маринки, общение с которыми, увы, на сегодняшний день она вынужденно свела на нет, даже номера их телефонов занесла в черный список. Как и Зины, которая пыталась к ней пробиться, слала СМС. Никто из них не догадывался, что Катя снова в больнице.

– Стрельникову единственную из журналистов пропустили в больницу. Могла классный репортаж забацать - в палаты заглянуть, с людьми потолковать. А она помела хвостом перед начмедом - и все. А что может сказать чиновник? Только себя похвалить, зазвездиться. Короче, влетело потом Стрелке от Жоржсанд.

– Стрелке?

– Ну да. Теперь она у нас Стрелочница. Или Стрелка, как кому правится.

– А что еще было в статье?

Да ничего путного, стыдоба одна, - отодвинул пустую тарелку Веня.
– Народ в комментах поприкалывался: мол, превращаемся в рупор сама знаешь кого. Зато из Минздрава позвонили, поблагодарили: в правильном свете осветили событие, народ успокоили.: Стрелка после оправдывалась: хотела тебе помочь, раз ты там лежишь. Ну, отношение персонала и прочее. Тебе помогло? Тут же в другую больницу перебазировалась, - усмехнулся он.

– Вень, а ты можешь привезти мне ту газету?
– задумчиво попросила Катя.

– Могу. Только зачем?

– Персона одна меня интересует.

– Начмед, что ли? Я тебе сразу скажу: сука она, - неожиданно скривился Потюня.

Катя посмотрела на него с удивлением.

– Еще та сука, - подтвердил Веня.
– Я же говорил: это с ее подачи Генрих увязался за мной в больницу в день выписки. Не хотел его брать, отговаривал, а он: начмед посоветовала!. Вот пойми ее! Поначалу, когда он звонил из Германии, даже разговаривать не хотела. А тут прям мать родная! Еще и цветы надоумила купить. Он и повелся. Чем все закончилось, сама знаешь.

«Знаю, - подумала Катя.
– Увы, знаю гораздо больше...
– в памяти отчетливо проявилась картинка, как мужчина с женщиной на руках поднимается по ступенькам, как она касается его щеки губами.
– И все-таки что-то здесь не так...
– наткнулась она на логическое несоответствие.
– Со слов Ольги Валерия Петровна питала ко мне неприязнь, относилась как к личному врагу. То есть была осведомлена, что я и есть та журналистка, которая написала статью о профессоре Ладышеве. Возможно, из-за этой статьи у нее возникли проблемы. Та же Арина Ивановна говорила, что медики сразу вспомнили о гинекологе, которая пропустила криминальный аборт. А если так, то многое становится понятным и... непонятным. Почему она пошла навстречу Генриху, почему пропустила его в больницу, устроила нам свидание? Для чего ей это было нужно?.. А для того, чтобы нейтрализовать соперницу!
– осенило ее.
– Она знала или догадывалась о наших с Вадимом отношениях и решила очернить меня! Сыграв на чувствах Генриха, подстроила его приезд в больницу именно в тот момент, когда там будет Вадим. И выпустила меня из больницы в строго определенное время, - вспомнила она задержку с выдачей одежды в гардеробе.
– И потом через главный вход прямо под начмедовские окна меня не просто так вывели. Ей надо было, чтобы трогательную встречу с Генрихом увидел Вадим!»