Беспощадный охотник

— Я в этом не уверена. Он мне никогда не нравился. У меня всегда было плохое предчувствие на его счет, и я не думаю, что я была такая одна. — Я убежденно киваю, выдерживая ее взгляд.

Я точно знаю, что Эрик относился к Джуду с подозрением, и были моменты, когда я уверена, что и мой дедушка тоже. Отец никогда не имел с ним много дел, так что я не знаю, что бы он подумал.

— Ошибки прошлого сейчас сказываются на нас, — добавляю я. — И нам не к кому обратиться. — Я знаю, что дедушка хотел, чтобы мы были в безопасности, но если бы он не закрыл дверь для России, у нас, по крайней мере, были бы люди, к которым можно обратиться сейчас. Мы бы не остались открытыми для нападения.

Я знаю, что звучу озлобленно, и это потому, что я такая и есть. Я озлоблена из-за ситуации. Наша судьба не должна быть связана с Эми.

— Вина лежит не только на нем, — качает головой мама.

Мои губы размыкаются. — Мама, Джуд хочет забрать меня и компанию. Если бы дедушка не дал ему столько власти, этого бы не произошло.

Когда я это говорю, она отворачивается.

— Вина моя, — отвечает она, заставляя меня замолчать, потому что я знаю, что она скажет дальше. И она будет права.

Моя семейная ситуация — сложная тайна в том смысле, что мы не должны существовать. Мы — то, что люди называют другой семьей. Результат интрижки, которая никогда не должна была случиться и никогда не должна была закончиться. И вот почему мы сегодня в таком беспорядке.

— Дело не в выборе твоего дедушки покинуть Братву, — выдавливает мама и смахивает слезу с глаза ладонью. — Он связался с Синдикатом, потому что это был шаг к успеху без той опасности, которая была в его прошлой жизни. Они были всей защитой, которая нам была нужна. Сильнее, чем кто-либо, кого мы могли бы надеяться получить от России. Это моя вина, что у нас ее больше нет. Каждый раз, когда я думаю о твоем отце, я виню себя во всем. Тем более за то, что связалась с ним. Он никогда не был моим.

Я никогда не знаю, что ей сказать, когда она говорит такие вещи.

Трудно не согласиться, когда это правда, поэтому, как всегда, я вообще ничего не говорю.

Правда в том, что многие ошибки совершают те, кому следовало бы знать лучше.

Мама закрутила роман с моим отцом, Филиппе Фальчионе, женатым мужчиной, у которого уже была своя семья.

Кто может оправдать нечто подобное, если это никогда не может быть правильным?

Мало того. Он был лучшим другом дедушки. Он был того же возраста, что и он, так что был почти на тридцать лет старше мамы.

Но он любил ее, и она любила его. Это он нанял моего деда работать на Синдикат, когда тот впервые приехал в Штаты. Так начинали мои мать и отец.

У папы был брак по договоренности в деловых целях, который был выгоден его семье и его жене в связи с их членством в Синдикате. Так было на протяжении поколений, поэтому он знал, что развод будет означать потерю всего.

Он начал тайные отношения с моей матерью, и к тому времени, как мне исполнилось семь, его жена узнала о них. Я уверена, что у нее были подозрения задолго до этого, потому что к тому времени мама и папа были бы вместе уже более двенадцати лет.

Я не могу себе представить, чтобы его жена Персефона не подозревала, что у ее мужа роман на стороне.

Я всегда думала, что у нее должно было быть какое-то подтверждение этим подозрениям, раз она действовала так, как действовала.

Поскольку все богатство отца исходило от его жены, она имела над ним власть. Я была слишком мала, чтобы помнить все, что произошло, но я помню споры и темное чувство неопределенности.

Первое, что она сделала, это разорвала контракт дедушки с Синдикатом. Затем она пригрозила папе разводом, если он не перестанет видеться с мамой. В результате он стал бы бесполезен для Синдиката, и он потерял бы свое положение. Тогда у них не было лидера, но мой отец был председателем, самым близким к ответственному лицу, которое у них было.

Последней угрозой были мы.

Персефона угрожала уничтожить нас и нашу компанию.

И вот так мы стали семьей, о которой все забыли.

Большой секрет.

— Мама, сейчас не время об этом беспокоиться, — говорю я ей, потому что не знаю, что еще сказать.

— Я знаю. Просто иногда мне кажется, что это расплата за мои грехи. Я думала, что потерять ноги — это уже достаточно, но впереди еще так много всего.

Мама была за рулем, когда узнала, что папа погиб в результате взрыва, устроенного Синдикатом. Она разбила машину. Повреждения позвоночника и ног были настолько серьезными, что ей сказали, что она никогда больше не сможет ходить.

— Я теряю все, — хрипло говорит она, и ее слова терзают мое сердце. — Мужчину, которого я любила, наших детей, компанию, которую построил для нас мой отец. И я застряла в этом беспомощном положении, неспособная ничего сделать, кроме как сидеть и смотреть, как все рушится.

Щелчок открывающейся входной двери заглушает мои следующие слова.

Помимо Джуда, единственный человек, у которого есть ключ от дома, — это Эми.

Я вздыхаю с облегчением, когда она вбегает в комнату, и встаю, заметив у нее под мышкой папку в конверте.

— Привет, — говорит она, переводя взгляд с меня на маму.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, быстро обнимая ее.

— Я в порядке. Мне так жаль, что мне потребовался целый день, чтобы ответить вам. Я знаю, что уже поздно, но я решила, что время имеет решающее значение, поэтому я все равно пришла.

— Боже, конечно, и спасибо.

— Безопасно ли разговаривать?

— Да, — отвечает мама.

— Ты что-то нашла, не так ли? — вмешалась я.

Надежда наполняет мое сердце, когда она кивает.

— Боже мой, что ты нашла? — ахнула мама.

— Многое. Большинство вам не понравятся.

Узлы в моем животе затягиваются. — О, Иисусе, — бормочу я. — Где он, Эми?

— Мы не знаем, где он, но проблема может оказаться серьезнее, чем мы думали, — отвечает она.

— Каким образом?

— Похоже, Джуд объединился с группой под названием Орден. По сути, это тайное общество террористов, которые выполняют грязную работу для продажных правительств и политиков. Мы видели доказательства того, что Игорь Иванович работал с ними, и что Эрик был их членом.

4

Оливия

Мои глаза широко распахнулись, и я покачала головой, потому что не могла в это поверить.

Мой взгляд устремляется на маму, которая выглядит настолько потрясенной, что ее кожа становится бледнее обычного алебастрового цвета.

— Нет, он никогда бы этого не сделал. Эрик не стал бы связываться ни с кем подобным.

Эрик был диким ребенком, бунтарем во всех смыслах, но мы же говорим о террористах. Он бы не стал частью чего-то подобного.

Сделал бы он это?