Беспощадный охотник

Ее рот открывается, и кровь отхлынула от ее лица. — Что? Что ты нашел?

— Его подпись. Это было сканирование по сетчатке глаза. Он что-то отправил Джуду.

— О Боже. Ты знаешь, где он?

— Пока нет, но мы поручили этим заняться нашим лучшим людям. Я этим занимаюсь. — Мне нужно дать ей понять, что я это делаю, чтобы она знала.

— Боже мой, Эйден, я не могу достаточно отблагодарить тебя. Я не могу. Я действительно не могу.

— Не волнуйся.

— Я бы не хотела этого делать, но мне приходится. Джуд выместит свое раздражение на моей матери.

Я в этом не сомневаюсь, и именно поэтому я должен делать то, что должен.

Я снова сжимаю ее руку, но на этот раз обхватываю ее лицо так, чтобы она могла смотреть мне в глаза.

— Не волнуйся, ангельское личико.

— Но моя мама…

— Не беспокойся о своей матери, — говорю я ей, и она смотрит на меня так, словно я только что предложил ей все ее мечты.

— Нет?

— Доверься мне. — Я знаю, что прошу ее сделать то, чего я не мог сделать почти десять лет, но я все равно прошу ее сделать это. — Ты можешь мне доверять?

— Да, — кивает она. — Я доверяю тебе.

Я улыбаюсь ей, и она отвечает мне тем же.

— Хорошо, а теперь иди ко мне.

Я приближаюсь, чтобы поцеловать ее, и она охотно прижимается ко мне, словно она действительно моя.

Я приму хотя бы поцелуй от ангела.

Стук в мою дверь убеждает меня, что это все, что я могу принять, и мы расходимся.

— Я вернусь.

— Хорошо.

Лишь несколько человек могли бы постучаться в мою дверь на рассвете.

Я надеваю спортивные штаны и открываю дверь.

Я знал, что это будет либо Максим, либо Илья. Моя первая догадка оказалась верной.

Максим смотрит на меня и бросает взгляд через мое плечо на Оливию, лежащую на кровати.

Его лицо напрягается, показывая его недовольство, когда он видит ее явно голой и завернутой в мои простыни, когда он говорит мне убить ее.

С тех пор я с ним толком не разговаривал.

Я выхожу из комнаты, закрываю дверь, и он следует за мной по коридору, пока не оказываюсь у длинных французских окон, вне пределов слышимости Оливии.

Он смотрит на мое скрежещущее лицо и дергает свою нижнюю губу.

— Что случилось? — говорю я.

— Личный помощник Персефоны связался с офисом. Он пытался поговорить с тобой вчера вечером, но твой телефон был выключен. Они хотят назначить встречу.

Наконец Персефона вернулась.

— Когда?

— Сегодня. Они хотят, чтобы ты позвонил и назвал время. Она сказала привести кого-нибудь из Д'Агостино.

Мои глаза сужаются. — Зачем?

— Потому что чертова мадам Персефона будет чувствовать себя комфортнее, если тебя будет сопровождать кто-то итальянского происхождения. Она также не хочет, чтобы ты привел кого-то из Братвы. — В его тоне сквозит несомненный гнев.

Это понятно. Максим — это продолжение меня. Он мог бы быть и будет Паханом, если со мной что-то случится. Так что ожидание того же уважения есть, и никто не говорит ему такого дерьма.

— Какого черта ты идешь к ней, Эйден? — требует он.

— Она дала Джуду деньги. Я хочу знать, почему жена члена Синдиката давала этому ублюдку деньги.

— Деньги. Это все?

Он знает, что я что-то скрываю. Сейчас мне нужно быть особенно осторожным.

— Да, — отвечаю я коротко.

— Я думал, мы договорились никогда не лгать друг другу. Похоже, это работает только в одну сторону.

— Следи за своим тоном и помни, кто здесь главный.

— Это ты забываешь, кто ты. Я знаю, что ты что-то от меня утаиваешь.

— Я говорю тебе то, что считаю нужным, так что не ставь под сомнение мои решения. — Мой голос становится громче, и он сужает глаза, раздувая ноздри, будто готов взорваться.

— Позволь мне говорить с тобой открыто, как с братом, Пахан.

Брат. Это слово задевает что-то глубоко внутри, что-то, что все еще не хочет верить, что предателем может быть он. Максим похож на Виктора, и это правда, которую я не могу игнорировать, даже если не могу доверять себе или его словам.

Я вздыхаю и решаю дать ему шанс, хотя бы из сентиментальности.

— Говори.

— Ты все еще думаешь, что это я тебя предал. Но я этого не делал. Клянусь, я этого не делал. Я же говорил тебе, что готов принять за тебя пулю, как мой отец принял ее за твоего. Вот насколько я тебе предан.

— Ты же не говорил мне иначе, не так ли? Мы оба выросли в Братве и знаем, что такое преданность. Заставь мужчину доверять тебе, и ты будешь владеть его жизнью.

— Я не просто очередной мужик, Эйден. Мы семья. Ты и я — все, что осталось. Я тебя не предавал.

— Ты и Илья были единственными, кто знал пароли для доступа на мою территорию.

— Да, это так. Но я клянусь тебе, брат, это был не я. Я не виню Илью, но клянусь, это не я. Я не жду, что ты мне поверишь, но надеюсь, что это путешествие докажет мою невиновность. Я просто не хочу, чтобы ты не скрывал от меня правду, думая, что я работаю на другую сторону.

Я смотрю на него, понимая его чувства, но остаюсь непреклонен.

— Я расскажу тебе то, что нужно, когда придет время.

Он напрягается, сжимая кулаки. — Это опять из-за нее, да?

— Максим, хватит.

— Да, я думаю, что хватит, потому что ты, очевидно, никогда не будешь мне доверять. Я знаю, что той ночью я перешел черту, когда предложил тебе убить ее. Я извиняюсь. Я просто надеюсь, что ты не слишком ослеплен любовью, что не можешь видеть прямо. Я не хочу, чтобы ты потерял все, включая свою жизнь.

Он разворачивается и уходит, оставляя меня стоять там, а его слова обжигают мне уши.

Любовь…

Неужели я настолько прозрачен, что все видят меня насквозь?

Если кто-то меня и знает, так это он.

Он также поймет, что значит для моей темной души то, что я позволил проклятию любви преследовать меня.

Может быть, он также поймет, что мне не нужна любовь.

Это единственное, что меня пугает.

В последний раз, когда я впустил любовь и потерял ее, это разрушило меня, и я до сих пор сломлен.

37

Эйден

Доминик и я подъезжаем к особняку Фальчионе за несколько минут до восьми.