Беспощадный охотник

Я договорился встретиться как можно скорее, чтобы успеть как можно больше сделать за сегодняшний день.

Естественно, я взял Доминика с собой.

Он смотрит на дом так же, как и я, и мне интересно, чувствует ли он тоже эту жуткую атмосферу. Я почувствовал это в тот момент, когда наша машина проехала через большие железные ворота, которые больше подходили для строгого режима, чем для места жительства.

Честно говоря, я почувствовал это с того момента, как Максим озвучил просьбу Персефоны взять со мной одного из Д'Агостино.

Это было странно, как и то чувство, которое я испытываю сейчас.

Я думал, что, может быть, она не любит русских, но Джуд — русский, и она дала ему больше денег, чем кто-либо мог бы объяснить.

Так что я не знаю, что значила просьба, кроме того, что она странная, или, может быть, это больше обо мне. Может быть, она чувствует, что ей нужна защита от меня. Она не будет первым человеком, который ищет этого.

— Мне не нравится вид этого места, — говорит Доминик. — Мой отец как-то сказал, что, по его мнению, это место населено привидениями. Иногда мой отец мог говорить совершенно нелепые вещи. Но я думаю, он был прав.

— Я почти уверен, что мой отец говорил что-то подобное. Пошли.

Мы подходим к двери, я звоню в звонок и нащупываю пистолет в заднем кармане.

Не знаю, какие проблемы могут возникнуть, но я придерживаюсь своего девиза: никогда не будь слишком осторожным.

Я всегда готов к неприятностям.

Дверь открывается, и нас встречает пожилой итальянец.

— Доброе утро, — говорит он, и я узнаю его голос. Его зовут Давиде.

— Привет, Давиде, — говорю я. — Полагаю, нам не нужно представляться.

— Нет.

— Замечательно.

Воздух накален этой жуткой атмосферой.

— Входите и следуйте за мной, — говорит он, жестом приглашая нас следовать за ним.

Доминик бросает на меня настороженный взгляд, когда мы входим внутрь и ступаем по черному мраморному полу, похожему на тот, что можно увидеть в музее.

Высокие потолки, широкая лестница и весь декор напоминают мне именно об этом, а когда я смотрю на стены и вижу масляные картины с изображением семьи, это тоже соответствует ощущению.

Я понимаю, что дело не в том, что место было оформлено как музей. Это атмосфера того, как сохранились воспоминания, и свидетельство тому — портреты, изображающие счастливую семью. Мать, отец и двое их сыновей. Все улыбаются и застыли во времени.

Но мы все знаем, что у Филиппе была другая семья, и улыбка на его лице — единственная, которая выглядит фальшивой.

Мы идем пешком, поэтому у меня нет времени как следует рассмотреть все, но на всех шести картинах, которые я вижу, у него одно и то же выражение лица.

Давиде ведет нас в солнечную комнату, и я вижу Персефону, стоящую возле пальмы в горшке.

Она гладит листья и напевает так, как будто поешь колыбельную ребенку.

Она выглядит на свой возраст, возможно, даже старше из-за изгиба спины и хрупкости тела.

У нее белые волосы, сморщенная кожа и платье длиной до колен с маленьким кружевным воротником, которое она носит, придавая ей вид милой библиотекарши.

Однако, когда она оборачивается и я встречаюсь взглядом с ее бледно-зелеными глазами, я заглядываю в них глубже и вижу что-то знакомое.

Тьма.

Я вижу тьму в бездушных, мертвых глазах, которые смотрят на меня, и знаю, что она на самом деле не та, кем кажется.

Мой отец всегда говорил мне, что для того, чтобы узнать ее, нужен человек. Глядя на эту женщину, я чувствую, что ее душа такая же темная, как и моя, и то, что я ощутил, исходит от нее.

— Приветствую, Пахан, — говорит она. — И тебя, Доминик Д'Агостино.

Ее голос изысканный и проницательный. Я почти ожидал, что он принадлежит кому-то вроде адвоката или судьи.

— Добрый день, — отвечает Доминик.

— Привет, — говорю я, когда она бросает на меня сердитый взгляд.

Взгляд превращается в улыбку, которая делает ее морщины более выраженными. Улыбка не юмористическая и не приветственная. Она кажется злой.

Она снова смотрит на растение и указывает на него.

— Растения — как дети. Им нужна любовь и забота. Это заставляет их расти, и вы получаете лучшее из всего.

— Это так? — спрашиваю я, не сводя с нее глаз.

— Да, это так Пахан. — Она кивает и уделяет мне все свое внимание. — Знаешь, я знала, что ты приведешь его, а не босса.

— Действительно?

— Да. Вы двое очень похожи.

Это наводит меня на мысль, что она знает о нас больше, чем мне хотелось бы.

— Есть ли причина, по которой вы попросили меня привести с собой Д'Агостино?

— Может быть, мне кажется, что мне нужен защитник, который меня поймет. Кто-то, кто заставит меня чувствовать себя в безопасности, когда я буду отвечать на ваши вопросы. Я хочу иметь возможность отстаивать решения, которые я принимала в прошлом. Мы, итальянцы, делаем вещи не так, как русские. — Она смотрит на Доминика, пока говорит. Теперь мне не терпится услышать, что она скажет.

— Я на самом деле не думал, что все так уж по-другому.

— О, поверьте мне, это так. — Она усмехается и садится в большие плетеные кресла. — Пожалуйста, садитесь. Давиде, ты можешь оставить нас.

Давиде, несомненно, обеспокоен тем, что ему приходится ее оставлять.

Единственное, о чем я хотел ее спросить, это о деньгах, но, возможно, эта женщина знает больше, чем я думал.

Когда Давиде уходит, мы с Домиником садимся рядом на диван напротив нее.

— Вы, ребята, похожи на своих отцов. Удивительно, это могло бы быть лет сорок назад, и я могла бы смотреть на них обоих.

— Госпожа Фальчионе, если вы не против, я бы хотел продолжить с вопросами, которые у меня есть. Это не дружеский визит. У меня нет времени на дерьмо и загадки.

Она, блядь, знает, что я пришел сюда не для того, чтобы прогуляться по переулкам памяти. Я знаю, что я похож на своего отца, а Доминик похож на своего. Я также думаю, учитывая, как умерли наши отцы, неуместно говорить о них, если она знает, что Джуд — часть Ордена.

— Конечно. — Она улыбается, приподнимая подбородок. — Я уверена, ты должен знать, что я не собираюсь отвечать ни на какие вопросы, не получив от тебя чего-то взамен.