Безрассудный наследник

Это было ублюдочно — сказать ей, такой милой и невинной, — она никогда в жизни не слышала подобной мерзости. И, черт возьми, это даже не было пошлым по моим меркам. У меня была куча всяких непристойностей, которые я хотел ей сказать… заставить ее сделать. Совершить с ней.

Черт, мой член одобрительно дергался при виде всего этого.

Моя кожа натянулась — такое ощущение я испытывал, когда за мной наблюдали, — и я позволил своему взгляду переместиться с Амары на Джио. Внимание ушлепка было приковано ко мне, и он не пытался скрыть свое неодобрение. Я поднял свой бокал и наклонил его в знак приветствия, после чего допил остатки.

Глядя на брата Амары, я поднял пустой бокал, подавая знак официанту наполнить его. Секунду спустя это произошло, и я снова поднял бокал и сделал глоток спиртного. Если этот ублюдок думал, что сможет запугать меня взглядом, то он недостаточно хорошо знал, кто я и что я.

Если он думал, что гребаная Коза Ностра опасна, то он еще ничего не видел. Словно прочитав мои мысли, он сузил глаза и стиснул челюсти. Я подавил смех, услышав низкое горловое рычание Дмитрия — предупреждение о том, что мне следует вести себя прилично.

Я взглянул на брата и приподнял бровь, молча говоря ему, что, по моему мнению, я чертовски хорошо справляюсь с ролью джентльмена. Мне никогда не было дела до того, что кто-то думает или говорит, и уж точно я не придерживался правил и не «вел себя хорошо». Но поскольку союз с Коза Нострой Западного побережья был важен для нашей организации, я пошел против правил и прислушался к «разуму».

Я бросил взгляд на Амару, и меня охватило вожделение, когда я увидел ее голубые глаза, устремленные прямо на меня. Она быстро отвела взгляд, и я увидел напряжение в ее плечах. Но продолжал смотреть на нее, зная, что она чувствует мое внимание.

Мне нравилось заставлять ее испытывать напряжение и дискомфорт. Меня заводило осознание того, что она считает мои действия, то, как я откровенно наблюдаю за ней, несомненно, неуместными.

Я откинулся в кресле и продолжал потягивать свой напиток, отсеивая разговоры вокруг, пока откровенно трахал ее на глазах у всей ее семьи. Но мне было плевать, кто видел и что они думали. Она скоро станет моей по закону и традициям, черт, она уже практически стала моей, поскольку помолвка официально заключена между нами.

Она взяла кусочек фрукта из своего салата, и я наблюдал, как она подносит его ко рту, как ее губы деликатно смыкаются на вилке, когда она отрывает кусочек клубники.

Мой член сильно дернулся при виде этого, при мысли о том, что она будет стоять на коленях, пухлые розовые губы будут обхватывать мой член, а ее взгляд будет устремлен на мое лицо, когда я заставлю ее взять его целиком.

Я бы оттрахал ее до полусмерти, наблюдая, как слезы текут по ее горлу, потому что я не буду нежен, не дам ей времени привыкнуть к моему огромному члену. Я уже почти слышал звук ее рвотных позывов, когда представлял, как засуну ей в рот так глубоко, что она станет судорожно обхватывать головку.

Я собирался повеселиться с ней. Черт, я собирался погубить ее для всех остальных, кроме меня.

Глава 9

Амара

Я смотрела на себя в зеркало, не узнавая женщину, которая смотрела в ответ. Свадебное платье было великолепным — белое кружево и кристаллы «Сваровски» вплетены в шелк, ткань облегает мои изгибы и намекает на женственность.

Хотя большая часть моей кожи была прикрыта, так что все еще оставалось скромным и демонстрировало мою невинность, это также давало всем понять, что теперь я женщина, с роскошным женским телом, которым сможет насладиться только мой муж.

От этих мыслей у меня сжался живот.

Это было великолепное платье, даже если бы я его не выбирала, даже если бы у меня не было выбора. Во всем этом. Но какое это имело значение? Вряд ли я буду носить его дольше одного дня, скорее всего, материал сорвет с меня Николай, как только мы окажемся в отеле, потому что он — зверь.

Я закрыла глаза и вздохнула, когда эта мысль вызвала в памяти сотню различных образов того, что произойдет в мою брачную ночь. Я была не настолько глупа, чтобы думать, будто Николай не будет торопиться со мной, что он будет нежен, что он будет заниматься со мной любовью. Я была уверена, он не был девственником и имел опыт. Вероятно, он ублажал больше женщин, чем я в состоянии осознать.

Последние три недели я не могла перестать думать о Николае, о нашей неуместной, импровизированной встрече в нише, где он прикасался ко мне, где мы разделили этот запретный контакт. Я до сих пор ощущала запах его одеколона, даже бесстыдно думала о том, чтобы прикоснуться к себе, когда ночью оставалась одна в постели, чтобы вспомнить, каким темным и пряным он был, как обволакивал меня.

Я представляла его огромное тело над моим, и фантазировала о том, каково это — ощущать тепло его тела, которое струится от его обнаженной мускулистой фигуры и просачивается в меня, окружая меня.

Вернувшись в настоящее и взглянув на свое отражение, я отметила розовые щеки и расширенные зрачки. Я была возбуждена. И все от одной мысли об этом русском звере.

Я подняла руки и провела ими по плоскому животу, по изгибу талии и остановилась прямо под маленькой грудью. Все мое внимание было сосредоточено на левой руке, на голом безымянном пальце, который скоро будет украшен золотом и бриллиантом. Я даже не знала, как будет выглядеть мое кольцо, не знала ничего о своем будущем муже, кроме того, что нашла сама.

Отец, конечно, не дал мне никакой информации. Но поскольку Николай был в Братве, то знала, что он, возможно, еще хуже тех, кого я знала всю свою жизнь. Я видела холодный расчет в его ярко-голубых глазах, словно в его голове прорабатывались все возможные сценарии и варианты развития событий.

От размышлений меня отвлек стук в дверь примерочную. Не успела я сказать, чтобы они вошли, как дверь толкнули. Я почувствовал, как меня переполняет удивление, когда вошла Франческа, окинув меня взглядом с ног до головы. Удивительно, но в ее выражении лица была признательность.

— Неплохо, — сказала она почти пренебрежительно, и я прикусила язык в ответ.

Не то чтобы я была слабой или не могла постоять за себя. Я просто понимала, нужно выбирать свои битвы, и единственное, чего бы я добилась, вступая в схватку с Франческой, — сильного раздражения.

У меня просто не было сил на то, чтобы справляться с ней и со всем остальным происходящим в моей жизни. Если она хотела думать, будто лучше меня или всех остальных, то именно эту энергию она и должна была выплеснуть.