Безвыходное пособие для демиурга
Шрифт:
Если книжный герой может жить среди людей, то можно поменяться местами со своим героем, а потом удрать из романа!
Смешно. Нужно заодно устроить восстание, свергнуть местных богов и возглавить новый мир.
Хотя, возвращаясь к идее об оживших героях, где гарантия, что настоящие серийные маньяки, вроде Щекотило, на самом деле не появились в нашем мире именно через разыгравшуюся фантазию читателей и литературоведов?
Кто знает, как именно и когда обычный мальчик в Австрии обернулся нацистским идеологом и создателем Третьего Рейха?
Почему коммунисты так боялись
И это не единичный случай.
К примеру, всем известен и другой факт: сначала пишется книга о том, как затонул корабль «Титан», а потом настоящий «Титаник» идет ко дну.
Почему сначала все выдумывается, и только потом – воплощается в жизнь, а не наоборот?
Гитлер написал «Майн Камф», сидя в тюрьме, и потом начался стремительный взлет его карьеры. Он сначала задал параметры игры, впустил в себя лирического героя из собственной книги, стал с ним единым целым – и вместе они начали покорение мира.
Главная ошибка Гитлера была вовсе не в выборе псевдонима, не в том, что он сросся со своим новым именем и титулом, а в том, что этой книгой он задал параметры и «цветочной» войны, и кровавого триумфального шествия по Европе, и даже падения от советского красного деспота. Назови он свою работу не «Моя борьба», а «Моя победа», боюсь, все было бы по-другому…
Голоса за окном стали стихать. Окна соседей захлопываться.
Головная боль достигла апогея.
Я понял, что нахожусь в двух шагах от истины, но кто-то не даст мне сделать эти шаги, и я так никогда и не узнаю всей правды.
Признание, успех, слава, почет – это все приходит в обмен на жертвоприношения. Но вот какие они: реальные или виртуальные; убийства или отказ от чего-то дорогого, например, от любви? Это – для меня все еще скрывалось за темной вуалью. Если поднапрячься, можно и догадаться.
Но чем больше я думал, тем сильнее разрасталась боль, и желание выскользнуть из этого круга мыслей.
Возникла непреодолимая тяга броситься следом за будильником.
Я даже представил себе, как упаду на асфальт, как треснет моя голова, как выплеснутся наружу больные мозги…
И вот что странно: я не испытал ни ужаса, ни отвращения.
Более того, я вдруг понял, что смерть принесет освобождение не только от нарастающей боли, но и от всего этого безумия, внутрь которого я провалился.
Это ведь все – не настоящее. И квартира, и город, и даже мысли – это просто декорации, а я актер, возомнивший, что могу играть не по сценарию, а по наитию, повинуясь вдохновению. Нужно остановиться, пока не поздно!
Я не книжный герой, я живой! Я – настоящий!
Меня начало лихорадить.
Я сделал шаг к окну.
Кто управляет мной? Если я сейчас разобьюсь, кому-то станет легче? А что если, предчувствуя приближение к смертоносным тайнам, я напишу нечто настолько гениальное, что само по себе не потребует вмещения в текст части души писателя, что тогда?
Ответа не было. Я ведь разговаривал сам с собой.
Или со своей шизофренией, что, в общем-то, одно и
то же.Боль ударила десятками плетей, в глазах потемнело.
Я повис на раме, которая, повинуясь весу моего обмякшего тела, просто глубже распахнулась внутрь комнаты. Я отшатнулся, но устоял на ногах.
В лицо мне ударил холодный ветер. Мысли исчезли. Я почувствовал облегчение.
Век бы так стоять!
Порыв воздуха иссяк, и головная боль поразила меня с новой силой.
– Ну, все! Хватит! Вы победили! Никуда мне не сбежать и не проснуться. Я допишу эту вашу чертову книгу, слышите! Отпустите меня! – закричал я в окно. – Эй, вы там, Мефистофели, нимфы и музы! Эльфы зубопротезные, я уже иду к месту каторги. Иду! Не насылайте больше ничего!
И сразу стало легче.
А потом я грузно осел на пол.
Удивительно, но я был мокрым от пота. Капли дрожали у меня на лбу, рубашка и штаны липли к телу. И зачем я только душ принимал? Но боли больше не было – она исчезла так же внезапно, как и появилась.
Я поднялся и доплелся до ноутбука.
Наверное, такими же опустошенными и обманутыми чувствуют себя и настоящие стигматы, когда кровоточащие раны внезапно затягиваются, в тот миг, когда они понимают, что ничего божественного внутри них нет, и что им удалось прикоснуться вовсе не к благодати, а к проклятию.
Наверное, именно тогда они и испытывают истинную духовную боль. Ту, которая сейчас раздавила меня и размазала.
Мной управляли!
Более того: каждым человеком в оставленной мной реальности так же лихо вертели!
Человек ли правит вселенную через написание книг или книжные персонажи, оживая в реальности, вертят людьми, точно живыми марионетками?
Интересно, если я когда-нибудь вернусь домой, смогу ли я держать рот на замке?
Может быть, талант – это и есть невозможность молчать и быть равнодушным?
Если бы только дотянуться до того бога, который решил сделать из меня орудие своей воли, я придушил бы его собственными руками. Не ритуально, не жертвенно, а по-настоящему, зверски и с демоническим наслаждением…
Мои пальцы легли на клавиатуру.
Навь. §4. Ярость
Внутри меня клокотала обида. Магистрат принял безоговорочное решение: ссылка под неусыпный контроль инквизиторского надзора. Они будут решать, что для меня лучше! Святоши в черных ризах! Клоуны, обвешанные пантаклями! И эти глупцы знают, что и как нужно делать!
Да если бы не их приказы, все было бы не так! И ведь буквально все опутано паутиною их интриг. Эти продажные упыри спят и видят, как бы спихнуть начальника, как урвать от жизни кусок пожирнее!
Я хлопнул дверью, и выскочил из зала красный и злой.
Ах, это группа прикрытия виновата в том, что здесь, в Актобе, мы потеряли «Некрономикон»! Меня больше всего бесило это «мы потеряли». Как будто Орден, действительно, обрел книгу мертвых, точно кто-то держал ее в руках!
А я так считаю: если магистрат не сумел прикрыть своего человека, не вытащил его из пылающей библиотеки, значит, верхушка Ордена просто боится утерянного гримуара.