Безжалостный принц
Шрифт:
— Верно. Я отпустил его, но я не знаю, что случилось. Мне позвонили сегодня утром, эм… Эмелия, он умер.
Колени подгибаются, и я падаю на землю с открытым ртом. Гамма эмоций захлестывает мое тело, и шок пролетает сквозь меня, врезаясь в каждую щель моего существа.
— Нет… нет, — качаю я головой.
Он опускается на землю и смотрит на меня. — Мне жаль…
Мои руки взлетают ко рту, и слезы подступают к горлу.
Джейкоб.
Мой Джейкоб умер?
Это не может быть правдой.
— Он не может быть мертв. Ты же мне говорил… — Мой голос срывается, когда
Когда он ушел отсюда вчера вечером, он выглядел разъяренным, готовым убивать. Я отступаю от него на руках, пока не могу стоять, затем отступаю с его пути.
— Нет. Я его не убивал. Его застрелили. Он был… там, где ему не следовало быть, и знал то, чего не должен был знать.
Я плачу сильнее. Бедный Джейкоб.
Это не может быть правдой. Мой бедный друг. И почему он умер? Из-за меня.
Массимо тянется ко мне, чтобы прикоснуться, но я отстраняюсь.
— Где ты был? Как удобно, что ты бросил меня после того, как мы поссорились, а потом мой лучший друг сегодня оказался мертвым?
— Я был в клубе всю ночь.
— Клуб. Ты правда ходил в клуб в нашу первую брачную ночь? — кричу я.
— Мой клуб. Renovatio.
Мои глаза широко распахнулись. Я знаю этот клуб, не потому что я когда-либо там была, и не потому что я знала, что он принадлежит ему. Я слышала, как друзья Джейкоба говорили о нем. Это стрип-клуб.
Я поднимаю руку и бью его с такой силой, что на моих пальцах остается след, как в тот день несколько недель назад.
— Ты ублюдок. Даже не прожил целый день в браке, и все испортил. Я тебя ненавижу. Я не должна была тебя знать. Я не понимаю, почему ты не мог найти другой способ отомстить моему отцу.
Мне все равно, что я ему говорю. Моя душа разбита. Мой лучший друг мертв. Джейкоб пытался предупредить меня, что я в опасности, а теперь он мертв.
— Эмелия… — Он тянется ко мне, но я отскакиваю от него.
— Отвали от меня. Убирайся к черту.
Дверь открывается, и Кэндис стоит там, заглядывая, чтобы увидеть, что происходит. Я бегу прямо в ее объятия и плачу, чувствуя, как мое тело ломается, когда я думаю о Джейкобе.
Он мертв. Я не могу в это поверить. Я просто не могу.
И это моя вина.
Это моя вина, что его больше нет.
Я слышу его слова сейчас. Он говорит мне, что любит меня. Я ничего не сказала в ответ. Я не могла, потому что я отдала не тому мужчине свою любовь.
Монстру.
— Хочешь еще? — спрашивает Кэндис, глядя на пустую чашку горячего шоколада.
Она сделала его очень сладким, а Присцилла испекла печенье. Они обе говорили, что сладкое полезно при шоке. Мама говорила то же самое.
— Нет, — хриплю я. Больно говорить.
Мы уже несколько часов на террасе. Я уже съела коробку салфеток и тарелку печенья, которое, как я знаю, было вкусным, но у меня не тот вкус, и я не смогла почувствовать сладость.
Я ела только для того, чтобы чем-то
занять руки, и жевание, казалось, отвлекало меня от боли утраты.— Могу ли я что-нибудь для тебя сделать?
— Нет, спасибо, что посидела со мной. У меня… не так много друзей. У меня был только он. Всю мою жизнь нас было только двое.
— Я понимаю. Мне так жаль, что его больше нет. Мне так жаль, — говорит она.
Она знает, что я думаю, что это сделал Массимо. Она также знает, что я знаю, что она не верит, что он это сделал.
— Спасибо.
— Эмелия, поговори со мной. Я думаю, это единственный день, когда ты можешь поговорить со мной по-настоящему, и ни единого слова не будет сказано против нас обоих.
Я опускаю голову и подношу руки, как будто пытаюсь удержать остаток своего сердца вместе. Когда я смотрю на нее, я не вижу ничего, кроме искренней заботы в ее глазах.
— Я просто хотела бы никогда не ввязываться в эту историю. Джейкоб был бы жив. Он был из нашего мира. Он знал, что не стоит делать определенные вещи, но он был напуган, потому что думал, что я в опасности. Он бы сделал для меня все, что угодно.
— Ты не можешь винить себя, Эмелия. Если он был из нашего мира, то он знал, чем рискует и ты не можешь винить себя за то, что не можешь контролировать.
— Я просто чувствую себя ужасно. — Я смотрю на Кэндис и решаю задать вопрос, который крутится у меня в голове, о Массимо. Может быть, я просто не хочу верить, что он мог причинить мне такую боль. — Ты не думаешь, что Массимо убил его?
Она качает головой.
— Я не знаю. Может быть, если бы это было несколько недель назад, то да, до того, как он узнал тебя, я бы не задавалась этим вопросом. Это было бы моей первой мыслью. Что-то изменилось в нем, когда ты появилась. Да, он был трудным, и да, с ним все еще трудно иметь дело, но… я не думаю, что он убил его. Это причинило бы тебе слишком много боли.
Я качаю головой. — Он обо мне так не думает.
— Я не могу говорить об этом, но я знаю его достаточно долго, чтобы знать его как человека. Я не согласна с большинством вещей, которые он делает, но если есть что-то, в чем ты можешь рассчитывать на Массимо, так это то, что он говорит правду. Либо он скажет тебе правду, либо ничего не скажет. Это его единственное спасительное достоинство. Он не лжец.
Я сжимаю губы и смотрю на море, а легкий бриз касается моих щек.
Массимо не лжец…
Я сейчас не могу думать и осмысливать что-либо, даже если я знаю, что она права.
За все время, что я знаю Массимо, он ни разу мне не лгал.
Сон так и не пришел прошлой ночью. Я провела время, перечитывая сообщения Джейкоба.
На которые я так и не ответила.
Все сто.
Я пошла в комнату и села у окна, не двигаясь, за исключением тех случаев, когда нужно было сходить в туалет и попить воды.
Массимо не вернулся, чтобы увидеть меня. Я даже не знаю, был ли он дома или ушел и вернулся в свой клуб. Боже… Я не могу поверить, что он владеет этим клубом.