Безжалостный принц

Доминик начинает махать флагом другой лодке, чтобы предупредить их об опасности впереди, чтобы они могли повернуть, но они продолжают приближаться. Они продолжают приближаться быстро, и они направляются прямо к ней.

Они приближаются, и тут чертова пуля просвистывает у моего уха.

— Блядь! — кричу я.

— Блядь, это какой-то план, — кричит Тристан, хватаясь за пистолет. Когда лодка приближается, как и мы, я вижу парня, который стреляет в нас. Это массивный русский парень. Но от того, кого я вижу следующим, выходящим из кабины с дробовиком, моя кровь становится горячей и холодной одновременно. Это Влад!

— О Боже, — ахает Тристан и начинает отстреливаться.

Эмелия кричит. Она в центре всего этого и может попасть под перекрестный огонь.

Лодка Влада приближается к ней. Его люди готовятся схватить ее. Тристану удается застрелить двоих из них, и они падают в воду. Влад уворачивается от пуль, но идет в сторону, чтобы схватить ее, пока двое мужчин прикрывают его, стреляя в нас.

Я не хочу, чтобы он ее трогал. Я даже не хочу, чтобы он на нее смотрел. Паника заблокировала мой разум. Мой мозг сейчас не может функционировать, чтобы обработать то, что это значит. Я просто знаю, что, если он ее получит, она умрет. Я просто знаю.

Когда на нее накатывает двадцатифутовая волна и лодка переворачивается, я умираю тысячью смертей.

— Блядь, Массимо, хватай ее! Мы с ними разберемся и прикроем тебя! — кричит Доминик.

Я скидываю обувь и прыгаю в воду. Пока я ныряю, все, что я слышу вокруг себя, это свист пуль и плеск воды по моему телу.

Я толкаю себя, плыву вперед, словно к моим ногам прикреплены молнии, руки направлены вперед, рассекая воду.

Я мельком вижу темно-каштановые бархатные волосы и спешу туда. Она прямо внизу среди зазубренных камней, пытается вырваться, но не может. Я готов дышать огнем, когда вижу, что ее нога зажата между камнями, и она не может выбраться.

Я подплываю к ней. Она делает худшее, что могла сделать, кричит. Когда вода заполняет ее легкие, она тянется ко мне.

Я направляюсь к камням и пытаюсь освободить ее ногу, но она зажата, как чертовы тиски. Должно быть, она сдвинула камни с места. Ее ступни такие маленькие, что они соскользнули прямо внутрь. Я пинаю камни, но останавливаюсь, когда ее тело замирает. Подплывая к ней, я вижу, как ее глаза расширяются, когда я хватаю ее и качаю головой. Все, что она делает, это смотрит на меня. Ее глаза напоминают мне тот смертельно испуганный взгляд, который я видел на лице моей матери. Ее губы шевелятся. Я различаю букву М. Затем она останавливается.

Нет.

Я не могу этого допустить.

Даже если мне придется сломать ей ногу, я это сделаю.

Я откидываюсь назад, чувствуя головокружение, потому что мне уже следовало бы подняться на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, но я этого не сделал.

Один удар по камням заставляет их рассыпаться, но ее нога все еще застряла. Я делаю единственное, что могу придумать, и бросаюсь к ней. И тогда она освобождается. Схватив ее, я выталкиваю ее на поверхность и плыву с ней к своей лодке. И я молюсь. Я не могу вспомнить, когда я делал это в последний раз. Я не могу вспомнить, когда я в последний раз думал о Боге, но я думаю сейчас, когда плыву обратно со своей любовью.

Пули прекратились, но я не могу думать о том, что происходит за пределами холодного, неподвижного тела женщины, которое я несу на руках.

Тристан перегнулся через борт и потянулся к моей руке. Он схватил меня. Ужас наполняет его глаза, когда он видит Эмелию.

Мы поднимаемся на лодку, и я кладу ее, располагая так, чтобы освободить дыхательные пути, затем проверяю, дышит ли она. Она, черт возьми, не дышит, и пульса тоже нет. Черт. Этого не может случиться. Не с ней. Я не могу позволить ей умереть.

Паника и адреналин заставляют меня сосредоточиться на том, что мне нужно сделать. Я резко начинаю действовать, прижимаюсь губами к ее губам и делаю ей пять вдохов, чтобы попытаться реанимировать ее.

Когда ничего не происходит и она по-прежнему не дышит, я немедленно начинаю проводить СЛР.⁷

Я делаю компрессии и искусственное дыхание, но ничего не происходит. Проходит минута, потом две, и я сделал два подхода.

Я считаю и дышу ей в рот, и надавливаю на ее крошечную грудь, желая, чтобы она вернулась ко мне.

Я считаю, и дышу, и нажимаю, но ничего не происходит. Она не двигается. Она не двигается.

В моем мысленном взоре я помню время, которое мы провели вместе после ужина в доме Па. Мы смеялись, и я нес ее по дороге, пока мы разговаривали. Это было самое нормальное, что мы делали вместе. Мы были просто парнем и девушкой, которые разговаривали. Она хотела узнать обо мне. Затем, прежде чем вечер закончился, я сделал то, что я всегда делаю, и все испортил.

А разве мы не можем пойти на настоящее свидание?

Я слышу ее мысленный вопрос, ее безжизненные глаза смотрят на меня, и слеза течет по моей щеке.

— Вернись ко мне, — воплю я.

— Массимо, — говорит Тристан, кладя руку мне на плечо. — Мне жаль.

— Нет, оставь меня! — кричу я, отталкивая его руку. Он все портит. Я не могу ее отпустить. Я не перестану пытаться вытащить ее оттуда, куда она ушла. Не перестану. Я не могу опоздать. Я не могу опоздать.

Я качаю и дышу ей в губы, но останавливаюсь и держу свои дрожащие губы напротив нее. Любовь течет через меня. Я не хочу отрицать это. Я не хочу бороться с этим. Я не хочу бороться с тем, что я люблю ее. Я люблю с того момента, как увидел ее.

Вот в чем дело. Я люблю ее и не могу ее отпустить.

— Эмелия, вернись ко мне! — кричу я и прижимаю ее так сильно, что, кажется, сломал.

Из ее тела вырывается вздох. А затем из ее рта выплескивается вода. Она выплескивает ее, всю, и начинает дышать. Я думаю, что сквозь дымку в голове, я переворачиваю ее на бок, чтобы она могла выплеснуть всю воду.

Когда она заканчивает и кашляет, я тянусь к ней и держу ее в своих объятиях. Я держу ее так, будто не хочу отпускать, пока она хватает мою рубашку. Чертовы слезы текут. Я помню последний раз, когда слезы покидали мои глаза.

Мне было двенадцать. Это было сразу после того, как я нашел маму.

Глава тридцать четвертая

Массимо

Мы отвозим ее обратно в дом и звоним семейному врачу, который должен быть здесь, поверьте моему слову. Он быстро приедет и займется ею.

Эмелия продолжает смотреть на меня со страхом в глазах. Мы не разговаривали.

Мне никто ничего не сказал, потому что я выгляжу так, будто вот-вот сломаюсь.

Я знаю, что произошло. Теперь я знаю, какое дерьмо было состряпано. Ответ — односложный ответ, который давно терзает мой разум. Риккардо.