Безжалостный принц

Я все время спрашивал себя, кто эти монстры в этой истории. Эта кошмарная сказка. Я так сильно хотел узнать, потому что не знала, кому доверять.

Монстром оказался человек, которого я знала всю свою жизнь.

Папа.

Мой отец.

Он дьявол.

Я не помню, как заснула. Или как лежала на кровати.

Но я здесь, и единственный свет, проникающий через окно — это лунный.

Массимо сидит у окна, без рубашки, в одних боксерах, смотрит наружу. Он выглядит так, будто следит за домом, за мной.

Я шаркаю и вижу, что я голая. Поскольку я не помню, как снимала одежду, я предполагаю, что он, должно быть, снял ее, когда я заснула. Когда я сажусь и натягиваю одеяло на грудь, он смотрит на меня.

— Массимо, — хрипло говорю я.

Он подходит ко мне и ложится в кровать.

— Засыпай, Princesca, — шепчет он, касаясь моих губ своими.

Я чувствую себя такой хрупкой, и я больше не хочу спать. Я просто хочу его.

— Могу ли я просто провести с тобой время? — бормочу я.

— Тебе пришлось многое пережить сегодня. Я чуть не потерял тебя. Тебе нужно отдохнуть. — Боль все еще теплится в его глазах, но голос нежен, и мне кажется, что я снова разговариваю с той его частью, которая хочет меня.

— Я больше не чувствую усталости. Ты смотрел в окно.

— Просто присматриваю, — отвечает он. Я знаю, что он присматривал за Владом.

— Как думаешь, он вернется после того, что случилось?

Он берет мою руку и нежно сжимает ее.

— Я не хочу, чтобы ты беспокоилась об этом.

— Он вернётся, не так ли?

— Я не позволю ему забрать тебя, Эмелия. Я никому не позволю забрать тебя, даже смерти. Я буду держаться. Я упрямый. Им придется вырвать тебя из моих холодных мертвых пальцев, чтобы попытаться забрать тебя у меня. Или связать меня, чтобы попытаться это сделать. — Он проводит пальцем по моей щеке. Тепло разливается по моему сердцу.

— Ты сделаешь все это для меня?

— Ты моя жена. — Он слабо улыбается мне, показывая свою усталость. — Ты моя, моя девочка.

— Мне жаль… Мне жаль за все, за все, что сделал тебе мой отец, и за то, что предала тебя.

Он качает головой. — Ты не можешь извиняться за своего отца, Эмелия. Ты не можешь.

— Тогда я извиняюсь за себя и за свою роль в произошедшем вчера, — говорю я, чувствуя, что настало время быть честной. — Когда я увидела Габриэллу, меня словно выбило из колеи. Но правда в том, что я все это спланировала, еще до того как приехала сюда. Я остановилась только после того, как мы сблизились. А потом, на благотворительном вечере, я увидела своего отца. Он сказал, что ты никогда не сможешь меня полюбить, и я ему поверила.

Он тянется вперед и обхватывает мое лицо. Когда он опускается к моим губам, я тоже двигаюсь к нему. Наши губы встречаются для поцелуя, который просачивается в мои вены и согревает мою кровь. Она течет по моему телу, и впервые я чувствую себя живой.

Я жива, и каждый дюйм меня пробуждается, когда он начинает меня трогать. Он проводит пальцами по моей груди. Мы падаем обратно на подушку, в жар страсти и ту первобытную силу, которая всегда приходит за нами.

Мы целуемся крепко, с эмоциями, которые тяготеют над нами. Кажется, что он пробует меня на вкус. То, как он касается меня и целует мое тело, это смесь потребности и тоски. Сладко и сильно, мягко и жестко. Любовно и жадно. Жадно, как будто он голоден по мне и жаждет меня. Я жажду его тоже. Он тоже мне нужен. Я тоже хочу его.

Потребность и желание в этот момент на одном уровне. Его губы покусывают твердый бутон моего клитора. Его язык мечется внутри моей киски, пока он вылизывает меня.

Я стону, кончаю ему на лицо, когда он толкается в меня. Он поднимается, беря меня за руку, чтобы потянуть вперед.

— Встань на четвереньки и посмотри в зеркало, — командует он. Голос у него жесткий и требовательный. Прямо как у него.

Возбуждение кружит мне голову, но я делаю, как он говорит. Он включает свет, а я встаю на четвереньки и поворачиваюсь к длинному зеркалу на стене, чтобы видеть себя. Мои волосы падают вперед, а грудь висит передо мной, как подушки, с сосками, твердыми и шершавыми от его дикого сосания.

Он становится позади меня и берет свой член в руки, качая его по всей длине. Он делает это так, чтобы я могла видеть его в зеркале. Я смотрю на него, красивого и великолепного, мужественного и мускулистого, качающего свой член, пока я подчиняюсь на четвереньках рядом с ним.

— Помни, Эмелия, доверяй тому, что видят твои глаза. Люди могут сказать тебе все, что угодно, но, когда ты это видишь, ты знаешь. Когда ты это чувствуешь, ты можешь в это поверить. Когда ты веришь в это, не видя, ты неудержима, — говорит он и хватает меня за бедра.

Мне удается сделать вдох, прежде чем он погружается глубоко в меня. Так глубоко, что я чувствую, как длина его члена касается моей души, если бы такое было возможно, то именно так я бы себя чувствовала.

Он начинает входить в меня, и я стону от удовольствия.

Я наклоняю голову, но он рычит.

— Смотри на нас. Не отводи взгляд.

Я слушаюсь и делаю, как он говорит, наблюдая, как он трахает меня в зеркале. От этого зрелища у меня текут слюнки, а тело воспламеняется огнем, который обжигает меня всю.

Моя грудь подпрыгивает с каждым толчком. Мои волосы спутываются, висят передо мной, как нити шелка. Все, что я вижу сквозь реку коричневых прядей, струящихся передо мной, это мы. Я и Массимо.

Тогда я понимаю, что он имеет в виду.

Нам это нравится. Впервые я действительно чувствую, что дело не в контракте.

Это мы как пара, делающая то, что мы делали бы, если бы были только мы и все остальное не имело бы значения.

Я вижу и знаю.

Я чувствую и знаю.

Глава тридцать шестая

Массимо

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Па.

— Как дерьмо, — отвечаю я. — Папа. Как ты это сделал? Как ты умудрился заботиться о семье, когда с нами случалось столько дерьма? Мы уже взрослые мужчины, и это плохо, но, должно быть, в детстве было еще хуже.

Он слегка мне улыбается. Но это не юмор. Это тот вид улыбки, который пытается успокоить. Сегодня нечему улыбаться.

— У меня была твоя мать. Всегда, даже когда ее уже не было в живых. Я носил ее в своем сердце, зная, что она скажет и сделает, когда я буду в ней нуждаться, — отвечает он и удерживает мой взгляд, изучая меня.