Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

«Найду – убью. Сначала их, потом Большакова. Твою мать, нашел время выслуживаться! Игры, походы!»

Деревья разошлись, кусты поредели, Акимов вышел на поляну. Посреди торчал фундамент какого-то дома. Похоже, бывшая сторожка лесника, теперь просто холм, поросший зеленью, ивняком и полынью… цикорием, чтоб ему пропасть. Рядом зияет провал, видимо старая картофельная яма. А между прочим, что там?

Лейтенант прислушался: тихо. В очередной раз позвал – ответа нет. Достал зажигалку, улегшись на живот, сунул голову в темноту. Пусто, лишь несет сыростью, никого не видно, камни, холмики, похожие на кротовьи выворотни. Все-таки позвал гулко, как в трубу:

– Есть кто?

– Ну есть. Что орать-то? – послышался раздраженный басок.

Сергей аж на пупе подпрыгнул. Вскочил, обернулся.

Сонька!

Вся в прыщах от комариных укусов, шаровары и фуфайка – в глине и зелени, на рассерженной мордочке – царапины от веток. Но вся девчонка, бесспорно, целая и невредимая, что весьма хорошо.

Плохо другое: с ней рядом, на пенечке, восседал ее любимый дядька, супруг Сергеевны, уголовник и прохиндей Введенский, Михаил Лукич. Тот самый, который, по официальной версии, перевоспитывался в колонии. Одет в гражданку – тельняшка, пиджак, галифе, на руках – Сергей удивился – перчатки. И держит – Акимов со свистом втянул сквозь зубы воздух – маленький фанерный, бесспорно скрипичный, футляр.

Ольги с ними не было.

Глава 5

– Где Гладкова? – спросил Акимов у Сони.

Та вздернула нос:

– Мне почем знать? Стану я за овцами бегать.

Введенский молчал и улыбался. Он, в сущности, изменился мало: такой же тощий, долговязый, разве щеки ввалились еще больше, на голове уже ни одного черного волоса, но хитрая морда гладкая, и глаза смотрят остро.

Он наконец соизволил подняться, сделал несколько шагов, заметно кренясь набок, – видать, снова спину сорвал. Футляр переправил под мышку, вальяжно, как настоящая белая сволочь, сдергивал перчатку и, сдернув, протянул ладонь:

– Желаю здравствовать, гражданин лейтенант.

Сергей машинально потянул руку, но замешкался, увидев, какая у Введенского ладонь – серая, страшная, в каких-то язвах, в кожных складках залегла грязно-пепельная то ли пыль, то ли грязь. Введенский с пониманием ухмыльнулся, собрался натянуть перчатку обратно, но Акимов все-таки пожал ему ладонь.

– Что у тебя с руками?

– Цемент. Ожоги, – кратко объяснил Введенский.

– Какими судьбами, Михаил Лукич?

– Гуляю себе, заплутал, – улыбаясь, заявил он, – смотрю: Сонька с компасом. Блуждала в трех деревах и ругалась последними словами.

Он отвесил племяннице легкий подзатыльник, а она ласковым котенком боднула головой его лапищу, совершенно не смущаясь ее уродства. И принялась оправдываться, показывая компас:

– Глупая штука сломалась.

Дядя возразил:

– Нечему там ломаться. Пользоваться надо уметь. Показываю еще раз.

И, зажав меж коленей футляр, освободил руки, принялся объяснять. Акимов спросил:

– Где Ольга?

Не поднимая головы, тот спросил:

– Ольга? Это которая?

«Нога огромная. Хромает. Уголовник. Футляр… явно этот. Человек умный, образованный, обаятельный, наверняка может найти подход – как минимум к Катьке нашел? Но убивать? Он не по этой части, чистоплюй, спекулянт… Хотя кто его знает, на что он способен. Спокойно как он себя ведет. И слишком близко Сонька к нему стоит, и голову наклонила. Что, если сейчас…»

Девчонка в очередной раз что-то раздраженно переспросила, и дядька, в сотый же раз разъясняя одно и то же, обозвал ее тундрой, приобнял так, что ее цыплячья шея оказалась как раз на сгибе длинной клешни…

Нервы сдали, Сергей вынул пистолет. Введенский привычно вздернул руки.

– Сидеть, – скомандовал лейтенант. – Соня, отойди.

– Зачем? – сварливо спросила она, даже головы не повернув.

– Сказано: отойди. Слушаться надо старших, – заметил Введенский.

На него-то девочка соизволила глянуть, потом и на Акимова обратила внимание. Отошла, так и быть, присев на корточки, продолжила рассматривать строптивый прибор. Потом достала ножик – и Сергей сглотнул ледяной ком в горле – небольшой, с коротким лезвием. Стараясь говорить спокойно, лейтенант спросил:

– Соня, откуда нож у тебя?

Она раздраженно ответила:

– Миша дал. Вы своими делами занимайтесь. – И продолжила ковыряться, не обращая на взрослых внимания, как бы решив: пусть их дурью маются.

Михаил, продолжая держать руки вверх, дружелюбно поинтересовался:

– Чего это ты, Сергей Палыч, пушкой тычешь? В связи с чем?

– Где Ольга? – проскрежетал лейтенант.

Введенский терпеливо уточнил:

– Что за Ольга-то?

– Гладкова.

– А, это твоя, что ли, падчерица?

– Да.

– Почем мне знать?

– Почему ты не в колонии? Сбежал?

Михаил присвистнул. Сонька подняла голову.

– Достань бумажку из кармана, отдай дяде милиционеру.

Девчонка спросила:

– Что, сам не можешь?

– Пока нет.

Акимов сплюнул:

– Соня, сиди, где сидишь. А ты руки держи, не опускай.

Подошел сам, обхлопал карманы на пиджаке. Введенский подсказал:

– Слева, в потайном.

– Разберусь.

В самом деле во внутреннем кармане наряду с прочим оказалась у него справка, подтверждающая право заключенного Введенского М. Л. на краткосрочный отпуск. «Форма, почерк, печати, вроде бы все правильно. Черт его разберет». Акимов, скрипнув зубами, разрешил:

– Опусти руки.

Введенский с облегчением повиновался, потряс кистями:

– Благодарствуйте. А то зудят – сил нет.

– Почему идешь через лес, не едешь на электричке?

– Полезно для здоровья. Ноги свои, и бесплатно.

– Не болят?

– Привык.

– На поезде-то быстрее.

– Это если в нормальной одежде. – Введенский развел полы своего лапсердака. – В таком смокинге каждый постовой останавливает. Это хорошо, что перчатки по случаю раздобыл, а то того и гляди на Короленко упекут…

– Что за Короленко? – машинально спросил Сергей.

– Пансионат для сифилитиков, – брезгливо пояснил Введенский и скроил такую гримасу, что Акимов почему-то решил оправдаться:

– Да мне-то откуда знать?

– …И мне лишний раз своей вывеской светить нет резона.

– Скрипка откуда?

То ли почудилось, то ли лучезарно-щербатая улыбка все же померкла? Во всяком случае, Введенский помедлил, прежде чем ответить:

– Нашел.

– Где?

Он развел руками, махнул куда-то назад, в лес:

– Там. Хочешь – пошли покажу. Двадцати верст не будет.

– Врешь ведь.

Михаил удивился:

– А что, украл, что ли? Я не по этой части, и потом, мне к чему такие дешевки?

– Ты почем знаешь, сколько она стоит?

– На, сам смотри. – Введенский, протянув футляр, постучал длинным серым пальцем. – Четверть, детская, казенная. Видишь номер? Напрокат в музыкальной школе взята, грош цена ей, да никто не купит, чтобы не залететь за кражу государственного. Ну?

– Так, а брал зачем? И оставил бы, где нашел.