Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

Коля с Олей не без опаски выбрались из кустов. Гладкова, держа компас перед собой, как пропуск, последовала к крыльцу, собираясь просто вручить Соньке компас и удрать. Однако Катерина Сергеевна была тут как тут, остановила:

– Погодите. Разговор есть.

– О чем? – настороженно спросил Николай.

– О важном.

Он с надеждой уточнил:

– Мне тут подождать?

– Нет, и ты нужен. Зайдите, – распорядилась Введенская.

С ребятами говорить было куда проще. Не надо было слова подбирать, оправдываться на ровном месте, бояться кого-либо обидеть. Изложив все, что можно было открыть, Катерина рискнула и выложила на стол фото Любы – для наглядности, чтобы не было иллюзий, что кто-то что-то преувеличивает.

Ольга ожидаемо ахнула, закрыв рот ладошкой.

– Хватит на ночь, – неловко пошутила Введенская, потянулась забрать.

Оля Гладкова спросила:

– Екатерина Сергеевна, а это кто?

– Последняя по счету жертва, девочка тринадцати лет, ученица музыкальной школы.

– Музыкальной? – почему-то переспросил Колька.

– Да. По классу скрипки.

– Ах, скрипки. Они хрупкие, в футлярах носят, – почему-то произнесла Оля и вроде бы хотела что-то сказать, но Николай как бы невзначай подморгнул, она и замолчала.

Катерина вздохнула.

– Я это все вам рассказываю не как следователь, а как лицо исключительно неофициальное. Если выяснится, что я подобные разговоры веду с населением, – выйдет скандал.

Ольга почему-то зло пробормотала нечто вроде:

– Тайны, кругом тайны и режим секретности… с ума посходили.

Николай ткнул ее под ребро локтем, осторожно спросил:

– А с Сорокиным вы говорили?

– Разумеется. Но он со своей стороны принимает меры, а я со своей. Хочу, чтобы именно вы знали все.

– Почему? – спросил Колька.

– Потому что под угрозой ваши друзья, подруги. Да и ты, Оля, тоже.

– Я? – удивилась Гладкова. – Почему я?

– Все известные нам жертвы темноволосые, – заметила Введенская, но тотчас поправилась: – И не это главное. Просто сейчас я лично, как друг вас прошу: сделайте все, от вас зависящее, чтобы девочки были начеку. Коля, хорошо бы, чтобы и мальчики. Понимаете?

…Вот вроде хибара на отшибе, дорог рядом нет, в доме никто не курит. И все-таки чем дальше ребята отходили, тем дышать становилось легче. Правду говорят, что слова материальны. Даже если произносить гнусные, пусть и, как Катерина Сергеевна, аккуратно подбирая, все равно и сами слова, и передаваемый ими смысл оскверняют воздух. Дышать нечем, и во рту противно. Колька не сдержался, сплюнул, а потом и закурил. Оля, вопреки обыкновению, не разругалась, а тихо спросила:

– Как поступить?

Он ворчливо отозвался:

– Что неясного? Завтра созови сходку, собери всех клуш и нагони страху. Треп, дела женские. Вот мне что делать?

– С чем?

Колька, вздохнув, покосился по сторонам – вечер, темно, никого вокруг – и по-хозяйски обнял ее за плечи.

– С вот этим, о чем Сергеевна говорила: патрули, бригадмил. Она права. И Латышева Тоська тоже.

Ольга шутя уперла руки в боки:

– Эта-то с какого боку?

– К слову пришлось. Заскакивал к мужикам в общагу, там Тоська как раз вела разговор за восстановление бригадмила. Сознательный люд беспокоится, что очень много пестрого народу понаехало, куролесят.

– Правда, – серьезно признала Оля, – у мамы голова по их поводу болит. Чуть вечер – обязательно пьянки и дебош, точно дома не напились.

– В общем, все верно, надо народ организовывать. Не стану же я с мелкими ватагой по улицам рыскать.

Оля, подумав, предложила:

– Раз комсомольцы разговоры ведут, то на партячейке должны прислушаться. С мамой поговорю.

– Только осторожно, – взмолился Колька, – а то она тебя на цепь посадит, запрет дома.

– Ой, ну хватит! И все-таки пока со своими потолкуй, настрой на бдительность. Они, мелкие, такие пронырливые, все примечают.

Он поскреб затылок:

– Это правда, но выследить мало, надо же и проверять и, случись что, задерживать…

– А я с другого боку позабочусь, – пообещала Ольга, – девчат припугну, не беспокойся. Опыт имеется.

– Гладкова, на этот раз можешь не бояться переборщить. Только вот, – Колька скривился, – не получишь ли по шапке? Катька что сказала: без слухов и паники, а если в райкоме узнают?

Ольга решительно сказала:

– А плевать. Они наверху стратегии разрабатывают, а случись что – кто виноват будет?

– Согласен.

Колька, помявшись, снова заговорил:

– Оля, а это. Вот попрут тебя с вожатых… ты же не расстроишься?

Она твердо ответила, что ни вот столько – и показала пальцами самую малость.

– У меня все эти тайности-сложности в печенках сидят. С каждым годом все меньше простоты и правды, все с ужимками и оглядками. Надоело.

– А если кто вырубаться начнет – так прямо и говори, куда идти.

– Куда?

Колька сказал.

– Пожарский! Пошлый, невоспитанный тип!

– Зато все четко и ясно.

– Что ж, я не расстроюсь! Сбегу на «Красный богатырь», в Сокольники.

Парень поперхнулся.

– Снова здорово! Какие Сокольники, нашла время. Дома сиди.

Ольга, в свою очередь оглянувшись и никого не заметив, закинула руки ему на шею:

– Конечно, мой повелитель.

– Не заговаривай зубы, – прервав поцелуй, потребовал он. – Насчет сидеть дома я серьезно.

– Как же?..

– Никаких прогулок в одиночестве, лады?

Ольга, чуть отстранившись, глянула удивленно:

– Ты что, серьезно?

– И весьма. Обещай.

– Я постараюсь, но ты же понимаешь, всякие дела могут быть.

– Вот когда будут твои «всякие» дела, будь любезна сообщить мне, – твердо предписал Пожарский. – Я за тебя боюсь.

Оля вздохнула. Сколько всего с ними стряслось с той поры, как Гладкова, отличница и примерный ребенок, связалась с бывшим вором Пожарским. Повесила на себя, так сказать, это бремя неудобоносимое. А он, Колька, что же, до сих пор видит в ней наивную девочку с косичками?

Однако, если посмотреть с другой стороны, стоит ли его разубеждать? Положение-то очень даже удобное, быть слабенькой и глупенькой тоже может быть полезно.

Поэтому Гладкова опустила ресницы, скрывая насмешливый взгляд, и нежным голоском пообещала, что ни в коем случае не станет бродить по лесам-полям в одиночестве. Во избежание и для Колькиного спокойствия.

Глава 6

Остапчук отобрал злосчастный футляр, подобрал, обернув платком, нож, отконвоировал Акимова в отделение, усадил за стол, согрел чаю. Себе для успокоения плеснул в стакан чисто символически, коллеге не предложил, ему понадобится свежая голова и полная собранность.