Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

– Сережа, что случилось? На тебе лица нет.

– А что вместо него?

– Рожа. Недоразумение перевернутое. – Она подошла, пощупала лоб. – Ледяной! Что стряслось?

– Ничего, ничего.

– Может, перекусишь? Я котлет нажарила.

«О, котлеты», – вяло порадовался Акимов, но понял, что сил нет даже на ликование.

– Не беспокойся. Устал. Сейчас ополоснусь – и спать.

Как все-таки хорошо, когда глаза у Веры такие, каких сто лет не было: добрые, смотрят так, точно по сердцу теплой рукой гладят. Плюнув на то, что грязный и потный, как черт, на то, что недоопер и пентюх, обнял ее и, целуя, сообщил, что ничего плохого не стряслось. Просто устал, набегался и наделал глупостей.

– Кто не ошибается? Я тебя все равно люблю, – великодушно заверила жена. – Иди, иди.

Помывшись, Акимов вернулся, рухнул в кровать и тотчас отключился. Но почему-то сразу же услышал, как пришла Оля, о чем-то они говорили с Верой, и как жена попросила:

– Давай до утра. Он сейчас все равно ничего не соображает.

Сергей заставил себя отлепиться от подушки, кликнул сипло:

– Оля, я щаз. – Натянул трико, майку, по волосам провел и предстал перед своими женщинами практически королем.

Серьезная Ольга сообщила:

– Надо вам кое-что показать. Только не тут.

– Что-то тайное? – улыбнулась Вера.

– Да, – просто призналась дочь, – извини, мама.

На кухне никого не было. Оля протянула отчиму самодельный конверт из плотной бумаги:

– Там пленка. Посмотрите, только держите, пожалуйста, за краешки.

Акимов извлек проявленную пленку, глянул, держа против света, сначала не понял, что это. Когда осознал, неуверенно уточнил:

– Это же кукла?

– Да.

– И волосы темные, верно?

– Да, это негатив.

– И кто же это у нас развлекается? Откуда пленка?

Оля вздохнула:

– То-то и оно, что из нашего дружинного «ФЭДа»…

– Это фотоаппарат то есть? Ну, тебя я подозревать не могу, а еще кто-то им пользовался?

– Выходит, что да. Витька Маслов принес его, давно, с толкучки, с уже заправленной пленкой. Он сразу предупредил: не открывай заднюю крышку, там почти целая катушка.

– Когда точно достал, у кого?

– Это я, простите, не знаю.

– Как давно принес хотя бы?

– Не помню точно. Давно. Я сначала книжки по фотоделу изучала, чтобы ничего не испортить, потом лабораторию оборудовали, доставали химикаты. Потом уж дофотографировали, и вот проявилось такое…

На кухню зашла соседка, поздоровалась, поставила чайник. Ушла. Сергей снова поднял негатив на свет, Оля продолжила:

– Я сразу-то не поняла, а вот давеча нам Катерина Сергеевна фото показала, а там уже настоящая девочка и в таком же… ну, виде.

– Введенская тебе фото показала? – переспросил Акимов.

– Да.

Он ужаснулся:

– Что, все?!

– Этого я не знаю – все или не все. Сергей Палыч, вы меня за маленькую, что ли, держите? Ходите вокруг да около. Вот Введенская все рассказала, я и сообразила: фотоаппарат этот может быть и убийцы? Может, это у него с куклами тренировка была. – Поколебавшись, закончила: – И теперь я понимаю, чего вы так взвились, когда мы с Сонькой потерялись. А ведь по всему выходило, что вы свихнулись.

– Фотоаппарат принесла? – поежившись при воспоминании, спросил Сергей.

– В гостиной лежит, завернут в тряпочку. Только вот он столько по рукам ходил…

Акимов, прибирая негатив в конверт, обнял Ольгу, потом чуть отстранил, склонив голову, глянул в глаза:

– Сама будь осторожна. Обещаешь?

– Вы с Колькой одного поля ягоды, – сердито заметила Оля. – Когда я одна-то бываю?

…Женщины угомонились, Акимов все смотрел на фотоаппарат. Прибор как прибор, футляр потерт, углы бережно отделаны жестянкой, чтобы окончательно не сбились, в одном месте – следы от двух отверстий, наверное, какой-то шильдик был, памятная бирка.

Вдоволь насмотревшись, Акимов решил, что с утра же надо на первой же электричке тащиться к экспертам. Вдруг пальцы в картотеке есть, лежат и ждут своего часа… Да, но без сопроводительного примут ли? «Сорокина предупредить», – решил он и, презрев приказ не являться до утра, сбегал до отделения. Несмотря на глубокую ночь, капитана там не было.

Ну раз так, то Акимов решился, по слову какого-то римского умника, делать что должно, и будь что будет: «С утра повезу, а там по месту сориентируюсь».

Глава 7

После разговора с ребятами Катерина почувствовала себя не в пример легче. Она видела, что сообразительная Ольга все поняла правильно: и масштаб угрозы, и то, что от нее, как от пионервожатой, требуется. Николай очень кстати подвернулся. Пусть с формальной точки зрения он всего-навсего поммастера в ремесленном училище, на деле в районе паренек весьма уважаемый.

Надежды мало. Зато население осведомлено. А то и, глядишь, сдвинется что-то если не с бригадмилом, то хотя бы с общественными патрулями? Ведь это же и им самим нужно, по совести…

Совесть. Совесть! Вот как раз совесть Кати и подала голос: «Патрули! Несознательное местное население! А сама-то ты не местное население? Куда отправилась? Правильно нынче было сказано: перекладываешь с больной головы на здоровую, завалилась с Петровки важная, поручения барски раздаешь – а кто тут, дома, работать будет?»

Катя приказала совести заглохнуть – та, ворча, угомонилась до времени. «Что сделано – то сделано. Работаем, пока заменить некому…»

На ее половину постучалась Наталья, спокойная, серьезная, синие глаза смотрят ласково:

– Катюша, поужинаешь?

Ох уж эти Введенские. Ох уж скачки эти вечные – от бешенства к полному спокойствию. Хворь эта у них у всех от мала до велика. Наташа, такая воспитанная, образованная, талантливая, – разве можно, глядя сейчас на нее, поверить, что она способна закатить такую истерику, что бывалый капитан бежит, зажав уши и сверкая пятками. А Сонечка – умница – ну ровно цыганский ребенок: по желанию рыдает, а нет нужды в плаче – так и не надо. И Мишка уже почти освоил эту науку.