Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
Глава 10
Сорокин выслушал сбивчивую речь Катерины, все быстро и правильно понял, отрезал:
– К Волину не поеду.
– Товарищ капитан, так ведь он мне…
– Вот именно он и тебе, – подтвердил капитан. – Твое дело – ты и поезжай.
– Вы же сами говорили: помогай! А теперь отказываетесь…
– Так я тебе говорил помогать, не себе. Ты же вот бери ножичек – и ножками на Петровку. – И, видя, что Сергеевна собирается в очередной раз что-то сказать, поторопил: – Теряем время, Катя. Бегом.
Пытаясь остановить, организовать поднявшийся в голове карамболь,
«Нож, нож! Сапожный, надежный, с коротким лезвием, которое не сломается, наткнувшись на кость! И Цукер сам его выдал – стало быть, не он! Как хорошо».
А плохо опять то, что и он нападавшего в лицо не видел. Но если предположить, что совпадение ножей означает совпадение и личностей, то на Ольгу напал тот самый, сокольнический!
«К тому же цветок на месте нападения. Почерк его, подпись его, знак бандитский».
Тут остатки разума и богатое воображение мигом подсказали, что скажет прокурор, когда вместо доказательств ему будет предъявлен подобный гербарий. Катерина расстроилась было, но тотчас напомнила себе, что теперь есть нож, а на нем – сто процентов! – отпечатки нападавшего.
И если вдруг… ну мало ли, бывают же чудеса! Если вдруг одни и те же отпечатки пальцев будут выявлены на всех вещах, которые точно побывали в руках одного и того же человека…
Катерина, комсомолка, атеистка, глянув на небо, пробормотала быстро, с жаром, пусть и воровато:
– Бог Господь, Бог Господь! Только бы повезло… только бы повезло!
– А вам и повезло, – вдруг сказали за левым плечом, и Катерина подпрыгнула на месте.
Но все оказалось куда проще. Гражданин в малокопеечке и приличном костюме, по всему судя барыга, заговорщицки подмигнул:
– Не желает ли гражданочка на «Школу злословия»? Есть лишние билетики, можно и с кавалером.
Введенская вежливо отказалась.
Культурный перекупщик попыток не оставлял, понизив голос, таинственно сообщил:
– Невидимый идет по городу.
Она чуть не взвизгнула, прикрыла рот ладонью:
– Что?!
– Есть лишний билетик, в «Ударник», – удивленно пояснил барыга, на всякий случай чуть отойдя. – Что, так не любите эту картину?
Катерина перевела дух, спросила уже спокойно:
– Какой невидимый, по какому городу?
– И надо же быть такой некультурной, – укорил он и оставил свои поползновения. И даже, чтобы не подцепить «бациллу темноты», отошел.
«Невидимый, как же. Щаз. Кончилось твое везенье, гад! Скоро конец твоей этой… невидимости! Потерял удавку и нож, Михаил набрел на схрон, Цукер просто шел мимо… Неслучайны эти случайности, наша возьмет! Есть следы, скоро будут и отпечатки пальцев! Поброди еще по городу, невидимый, пока ноги целы…»
Нет, не только глупые васильки будут приобщены к делу. Есть вещдоки, есть версии и соображения, и их много. Количество по законам диалектики просто обязано перерасти в качество.
Перед тем как войти в кабинет к капитану, Катерина немного постояла, остывая, и, пока никто не видел, прижала лоб к холодной стене. Решилась. Постучала. Дождалась приглашения.
«О как. А этот к чему тут?» В кабинете Волина, помимо его самого, находился ее бывший сослуживец, еще ранее – однокашник Гриша Богомаз, он же подполковник Г. А. Богомаз,
замначальника Управления БХСС.Оба они, голова к голове, изучали какой-то жирный потрепанный том и еще два или три аналогичных, толстенных, из которых торчали разнообразные разноцветные бумаги, которые явно ожидали своей очереди.
– А, лейтенант. Заходите. – Волин тотчас закрыл дело, как бы невзначай положив сверху лист какой-то докладной.
Подполковник Богомаз немедленно возрадовался, возвеселился:
– Екатерина Сергеевна, душа моя! Сподобился лицезреть и очень рад! – приговаривал он, на правах старого товарища трижды со смаком расцеловывая. – Я уж затосковал, что не увижу тебя. Товарищ капитан огорошил: ты, говорит, на больничном.
– Сынок приболел, – подтвердила она, покосившись на руководство.
Волин с прохладцей дополнил:
– …Именно потому вместо лейтенанта Введенской вещдоки возят добрые и отзывчивые коллеги по райотделу.
Катерина невинно сообщила:
– Вот теперь лично везу, товарищ капитан. Только представьте себе…
– Сорокин звонил. Я в курсе, – прервал Волин, протянул заполненный бланк, – отправляйтесь в лабораторию, там ждут.
За Введенской закрылась дверь, Богомаз, моментально посерьезнев, продолжил объяснения:
– …Обрати внимание, Виктор: изначально настаивали на условном.
– Невероятно. Он же спекулянт, растратчик и ворюга.
– А вот так. За недоказанностью, уж очень хорошо концы прятал. До такой степени, что даже протест прокурора был отклонен. Адвокат по назначению [483] такой уж старательный попался. Камлал про издержки происхождения, неблагоприятную обстановку работы, добровольное погашение ущерба, представил прямо ангельские характеристики. В общем, освободили под подписку в зале суда.
483
Бесплатный, предоставляемый государством для защиты.
Волин перелистывал толстые, пухлые, плотно исписанные страницы.
– Это я понял, Гриша. Но причины? Почему такой опытный, грамотный, тертый калач – и как дурак подписку нарушил?
– Вот! Я тоже не мог догадаться, но потом нарыл следующие документики… Позволь.
Он пододвинул другой том, перелистнул с десяток листов, постучал толстым пальцем.
– Уже после освобождения в предвариловку пришла вот такая малява: «Борька, дружище, держись… Твою долю передадим семье, не колись», ну и прочая воровская ахинея. Конечно, были заданы вопросы, он с пеной у рта отказывался: знать не знаю, кто писал. Но, как говорится, осадочек остался. Веры в непогрешимость поубавилось.
– Мало ли кто кому малявы шлет, – заметил капитан, – может, и провокация.
– Не это важно. Ничего странного в ней не видишь?
– На машинке отпечатано.
– Вот спасибо, хорошо, – похвалил Богомаз, заложил лист дела, пододвинул другой том, переворошил. – А вот тебе еще фактик. Снова анонимка, но следователю. Читай.
Волин изучил. Тоже листок, отпечатанный на машинке, и из текста следовало, что уважаемый Борис Аркадьевич осуществлял художественное руководство еще одной группой, следствие по которой шло в другой области и крайне вяло.