Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

Дотянувшись до кольца, Анатолий снял его с тонких костей пальца и, зажав в кулаке вместе с ручками торбы, поплыл к светлому квадрату дверного проема…

Сильвестр был доволен и даже снизошел до похвалы.

– Молоток! По половине торбы и покойный Серега не поднимал. Четверть успевал накидать, максимум – одну треть, – гудел он низким прокуренным голосом. – Молоток, Толян. Наш человек.

Расщедрившись, он снял с себя брезентовую куртку и накинул ее на замерзшего пловца. Потом сунул в руки фляжку.

– Грейся.

Выбрав якоря и отвязанную от самолета веревку, он взялся за весла. Анатолий отхлебнул самогона и от нечего делать стал рассматривать бинокль, стоявший на лавке подле него.

– Военный? – спросил он.

– Немецкий. Недалеко от озера нашел в брошенном блиндаже. Оптика у него знатная. Наши такую не делают.

– Можно?

– Гляди.

Прильнув к окулярам, молодой человек осмотрел одну полоску берега, другую. Потом вдруг вспомнил о золотом кольце.

– Ого, – заметил находку Сильвестр. – В самолете отыскал?

– Там скелет женщины лежит под кучей ящиков и коробок. С него и снял.

Вор оглядел кольцо со всех сторон.

– Да, размер женский, – он вернул кольцо и мрачно проронил: – Но поимей на вид – это плохая примета.

– Почему плохая? – не понял юноша.

– Если снял с трупа золотое украшение, значит, повстречаешься с ним там, – кивнул Сильвестр на небо. – И будешь объясняться за свой поступок.

– Разве ты не снимал золото с убитых?

– Никогда. Сначала снимал, потом убивал…

Остаток пути до лесистого берега плыли молча, каждый думал о своем. Вор-законник подсчитывал примерное количество наркотического препарата, оставшегося в чреве транспортного самолета, и барыши с его продажи Лёве Северному. Уставший и замерзший Анатолий мечтал о сытном ужине и об отдыхе на мягкой подстилке в просторном шалаше.

Глава восемнадцатая

Москва, Рубцовская набережная

22 августа 1945 года

Гиви Эмухвари начал отвечать на вопросы о Лёве Северном еще до того, как Егоров передал ему завернутые в чистый платок шприц с ампулой. Некоторые сведения были свежими, доселе неизвестными. Но не исчерпывающими. Их явно не хватало для того, чтобы найти и арестовать Северного.

Пришлось отдать шприц и половину содержимого ампулы. По словам Адама Бернштейна, подобная доза была абсолютно безопасной и выветривалась из организма за час-полтора. Когда грузинский вор вогнал в свою вену немецкий препарат, то информация из него поперла с неистовым напором – как нефть из пробитого буром месторождения. Он не на шутку разговорился. Поведение Гиви, речь и выражение лица стали меняться через несколько минут после инъекции. Вор откинулся на подушку, полежал, уставившись пустым взглядом в потолок. Потом стал медленно, протягивая каждый звук, рассказывать.

Застывшим у окна и обескураженным сыщикам казалось, будто он читает заранее заготовленный текст. Иван Харитонович даже поглядел на потолок, будто разыскивал на нем буквы и строчки. Но ничего не нашел, кроме ползавших там мух.

Под небольшой и неопасной дозой Гиви находился чуть дольше часа. Пользуясь случаем, Егоров задавал ему все новые и новые вопросы. А менее опытный в общении с матерым криминалом Старцев все это время нервно курил у окна и переживал. Не отправится ли грузинский вор на небеса следом за такими же любителями неизвестного немецкого препарата? Чем закончится опасный эксперимент и не влетит ли им от докторов за вольность с наркотической дозой?

Пронесло. Гиви оклемался и даже остался доволен, пролепетав по-грузински: «Диди мадлоба [261] » – и добавив еще что-то, по тону похожее на пожелание сдохнуть.

Покончив с допросом, оперативники заглянули в кабинет заведующего отделением больницы НКВД. Пока Егоров благодарил доктора, Старцев звонил в управление.

Трубку телефонного аппарата взял его друг Васильков.

– Саша, слушай сюда! Хватай Горшеню со всей его фотоамуницией, пятерых вооруженных сотрудников из оперативного отряда и срочно выдвигайся на Рубцовскую набережную.

261

Большое спасибо.

– Какой номер дома?

– Мы с Егоровым оставим служебную «эмку» в квартале от пересечения Рубцовской набережной и улицы Энгельса. Туда и подъезжайте.

– Понял. Скоро будем.

Попрощавшись с врачами, Старцев с Егоровым покинули больничку, погрузились в машину и помчались к месту жительства Лёвы Северного.

От ворот больницы НКВД, расположенной в Варсонофьевском переулке, до Рубцовской набережной ехать было прилично – через пол-Москвы. Офицеры сидели на заднем диване легковушки, курили и негромко обсуждали бредовую исповедь Гиви Эмухвари.

По его признанию выходило, что Лёва Северный из-за подорванного здоровья давненько отошел от лихих дел и преспокойно проживал в добротной квартире на набережной, куда и держали путь сыщики. А на другом берегу Яузы – неподалеку от этой квартирки – в одном из заброшенных зданий обширной промышленной зоны действовал второй наркотический притон, обустроенный им же. Чего ж не обустроить, если курьер по кличке Авиатор еженедельно доставлял Лёве до шестидесяти упаковок немецкого наркотического препарата. Об этом, кстати, тоже таинственным голосом поведал Гиви.

– Вот же паразит, а?! Гнойный прыщ на теле нашего общества! Роскошно живет, шикует, паразитирует! – ворчал Старцев, покручивая зажатую между коленок трость. – Квартира на набережной Яузы. Четыре комнаты в кирпичном доме по Грохольскому…

– Полагаю, это далеко не все имущество хитрого, прижимистого Лёвы, – предположил Егоров.

– Ясное дело, не все! Грабежами он не занимался, под милицейские пули не лез. Нашел золотую жилу с этим чертовым препаратом и срубал монету с таких как Эмухвари, Фарин, Воскобойников. А накопления вкладывал в недвижимое имущество.

– Логично, – согласился Егоров и добавил: – Жаль, Авиатора не прихватили. Улизнул, собака, из-под носа.

– Теперь вся надежда на Северного. Надо бы расстараться и взять его аккуратненько, невредимого и тепленького, чтоб дожил до следствия и суда.

О том, куда именно ездил курьер за товаром, грузинский вор не знал, о чем признался дважды – в ясном уме и в наркотическом дурмане. Лишь несколько раз повторил название города, но про Великий Новгород сыщики знали и без него. Приходилось верить. Верить и надеяться на скорую встречу с Лёвой.