Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

Глава семнадцатая

Великий Новгород – озеро Ильмень

21 августа 1945 года

Пропетляв по узкому проселку сквозь смешанный лес, старая «эмка» грязно-серого цвета выкатилась к большому озеру. Повернув, проехала вдоль илистого берега с шелестящими волнами мутной зеленоватой воды, нырнула под ивняк и… остановилась посередине разбитого лагеря.

Даже новое место не заинтересовало Анатолия так, как история с посадкой в здешних краях немецкого транспортного самолета.

– А что ж было дальше, дядя Сильвестр?! – спросил он с азартно горящими глазами.

– Дядя… – покидая автомобиль, усмехнулся тот. – Ты мне не племяш, а я тебе не дядя. Зови по-простому – Сильвестр.

– Хорошо, Сильвестр. Так расскажешь?

– Дела надобно сначала сделать. А сядем в лодку, наляжем на весла, тогда и закончу свой сказ.

Лагерь был обустроен на пологом склоне берега среди густого тенистого леса. Заметить бивак можно было лишь с открытой воды. Весельная деревянная лодка покачивалась тут же в небольшой заводи, привязанная веревкой к стволу ближайшего дерева. Чуть дальше от берега под раскидистыми дубами стоял большой шалаш, перед ним темнело округлое кострище. Огонь в нем разожгли недавно; языки пламени облизывали потемневший от сажи котелок, вода в котором только закипала.

Встречать приехавших вышел босой кряжистый мужичок лет сорока. Он был в необъятных семейных трусах и в порванной на груди тельняшке. В зубах торчала папироса, на плече висела двустволка, на поясе болтался кирзовый патронташ.

С Сильвестром и его сыном мужичок поздоровался, заискивающе улыбаясь. С Авиатором сухо и по-деловому. А на новичка воззрился с подозрительной строгостью.

– Это кого ж ко мне доставили? – справился он. – Никак новый пловец пожаловал?

– Он самый, – пробурчал Сильвестр. – Знакомься.

Мужичок протянул руку.

– Степан. Охраняю, значится, вверенное урочище. Приглядываю за лодкой, рыбачу помаленьку.

– Очень рад. Анатолий, – пловец пожал шершавую и почерневшую от солнца ладонь.

Покуда Сильвестр со Степаном болтали о делах, Егорий таскал из автомобиля в шалаш корзинки, покрытые светлой тканью. В одной позвякивали бутылки.

– Ну вот, покуда ныряешь за товаром, тут и ужин подоспеет, – дымя папироской, сказал Борька. – Уха, сальцо, свежий хлеб, яйца, овощи, самогон. Сильвестр на этот счет не жадный. Как у Христа за пазухой тут будем на полном обеспечении.

Анатолий оглянулся на огромное озеро.

– А где ж нырять-то?

– Сильвестр самолично свезет, – загадочно подмигнул Авиатор. – Окромя его, о том местечке никто не ведает.

Раздевшись до спортивных трусов, Анатолий сидел на отполированной временем деревянной лавке напротив работавшего веслами Сильвестра. Висевшее в зените солнце припекало макушку и плечи. Пловец изнывал от жары, деться от которой с лодки было некуда. Жуть как хотелось окунуться, но не плыть же в самом деле рядом?

Привычный к местной погоде Сильвестр по-прежнему был в рыбацкой куртке и словно не ощущал раскалившегося воздуха. Голову его прикрывала выцветшая панама с узкими полями, а на груди на тонком ремешке висел армейский бинокль.

Весла в уключинах мерно поскрипывали, когда Сильвестр тянул их на себя и энергичными взмахами перемещал назад. Анатолий предложил было сменить пожилого вора, да тот в ответ пробасил:

– Отдыхай за пассажира и береги силы. Твое дело – товар с глубины таскать.

Взрезая форштевнем ровную гладь, рыбацкая лодка довольно шустро удалялась от берега. Вода оказалась мутной, с зеленовато-коричневым оттенком только возле заводей и лиманов; чем дальше суденышко отплывало от бивака, тем она становилась прозрачней и холоднее. Гораздо холоднее, чем в Химкинском водохранилище. У лодочной стоянки, где Анатолий впервые опустил ладонь в набегавшую волну, она показалась теплой. Вдали от берега ее температура опустилась градуса на три-четыре.

– …Новгород у германцев отбили в начале сорок четвертого. Простой народ германцы продуктами не снабжали – почитай, все городские магазины пустовали или вовсе закрылись. Сдается мне, что этим падлам самим жратвы недоставало. Потому мы и занимались промыслом самостоятельно – чего добудешь, то и пожуешь, – нехотя рассказывал местный криминальный авторитет. – Я со своей ватагой прибился к мужикам из рыбацкой артели и ночами хаживал на прибрежный лед. Днем-то боялись на озере появляться – германские или наши лиходеи запросто могли накрыть из пушек. Ночью всяко поспокойнее, особливо в плохую погоду, когда ни зги не видно.

– А мне в Москве сказали, что ты вор и под тобой целая банда, – осторожно вставил Анатолий.

Сильвестр засмеялся и гордо пояснил:

– Вор – это когда есть чем поживиться. Когда вокруг изобилие: склады, базы, товарные станции, магазины… И все это забито жратвой и другими ценными хреновинами. Вот тогда и мы, воры, при деле. А ежели кругом голодуха да шаром покати, то надобно изворачиваться, приспосабливаться. Вот мы и наладились с артелью рыбу добывать – благо в нашем озере ее с избытком. Сом, судак, жерех, язь, налим, чехонь… И свои семьи обеспечивали, и всю родню. А излишки бабы на базаре выменивали на мыло, спички, табак, керосин, одежду, крупу.

Сидевший на веслах Сильвестр походил на простого рыбака из ближайшей деревеньки или на работягу с новгородской фабрики «Русская фанера». Одежда и манеры его ну никак не тянули на уважаемого в блатном мире авторитета. Даже речь его не была сдобрена феней, как у московских знакомцев Анатолия – Шатуна и Хряпы. Обычный говор простого человека из северной глуши.

– Долго мы непогоду ждали, чтоб спокойно порыбачить. И тут наконец зарядил снегопад, да такой, что дорогу к берегу еле сыскали, – продолжал рассказывать Сильвестр. – Много нас той неспокойной ночкой с артелью прибыло. Две дюжины – не меньше. Да еще знакомые мужики с соседнего села подоспели.

– С Грязных Харчевен, которые мы проезжали?

– С них самых. В общем, пока топали через лес, разжились дровишками, развели на берегу аж четыре костерка, набили лунок, и давай ловить по чередке: половина мужиков греются, остальные тягают леску. Через час смена, и так всю ночь. И вот посередке ночи выпало мне сидеть у самой ближней к берегу лунки, что, по правде сказать, мою головушку и спасло.

– Чего ж стряслось-то? – сгорая от нетерпения, спросил Анатолий.

Уважительное любопытство паренька забавляло и одновременно подогревало самолюбие Сильвестра. Чего с него взять, не считая умения нырять и плавать? Городской, неженка, неумеха. А Сильвестр – взращенный на своем хозяйстве делец. Домовитый, авторитетный. И лагерной жизни хлебнул, и под фашистом в оккупации посидел, и уважаемым в Новгороде вором сделался. Потому, размеренно работая веслами, он вспоминал ту жуткую ночь в подробностях. Никому доселе в сочных красках он ее не описывал. А тут, видать, набродило в душе, наквасилось и просилось наружу.

– Сижу над студеной водой, тишина вокруг на многие версты, темень – только четыре красные точки на берегу мерцают да самодельные керосиновые фонари у каждой лунки. Клев был редкостный, натаскал я знатно. Минуток пять до смены оставалось. Вдруг слышу – в небе со стороны берега раздается с нарастающей силой гул. Все ближе, ближе… Потом ночную черноту разрывают два ярких снопа и слепят аж до рези в глазах. Признаюсь, оторопь тогда пробрала до костей, а то и глубже – даже не знал, что и подумать, ведь эта чертовщина приближалась и целила прямо в меня. Какие только окаянные мыслишки в моей головушке в тот момент не родились! И про секретное оружие, и про нечистую силу напрямки с того света… Помню, в ужасе упал с деревянного ящичка, прижался к плотному снегу, глаза зажмурил. Лежу, затылок закрыл руками и ни одной молитвы со страху припомнить не могу. Так вот…