Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
Бобовник привыкал к новой жизни и все чаще обнаруживал в себе удовлетворение от резкого поворота судьбы. Кто знает, как обернулось бы дело, если бы он не встретил сержанта и остался в огненном котле. Сгинул бы, как и все остальные. Или в лучшем случае сидел бы в концлагере на непосильных земляных работах.
А так оказался в неплохо обустроенном лагере посреди густого леса. Крымский климат Яну сразу пришелся по душе: теплый, влажный, располагающий. В Москве в марте еще морозно, ветрено, из тяжелых свинцовых туч частенько валит снег; под ногами то наледь, то липкая слякоть. Здесь же сухо и солнечно, с моря часто дует теплый ветерок.
Связист, в чье распоряжение направил
– Леонид Григорович, – представился тот при знакомстве, поправляя очки в круглой оправе. – Школьный учитель. Преподавал физику в старших классах.
Познакомившись с пополнением, Леонид предложил Бобовнику прогуляться по лагерю, а заодно посмотреть на связное оборудование.
Хозяйство Григоровича состояло из простенькой телефонной линии, соединявшей штабную землянку с четырьмя постами охраны. Также лейтенант-связист заметил над землянкой проволочную антенну длиной не менее пятнадцати метров.
– У вас и радиостанция имеется? – подивился он.
– А как же! – не без гордости ответил учитель. – Целый радиокомплект из передатчика, приемника и генератора с ручным приводом. Используем для связи с Большой землей.
Спустившись в землянку, Бобовник увидел знакомую аппаратуру.
– Это же агентурная радиостанция «Джек»! Мне довелось с ней поработать на командирских курсах.
Дальность связи этой станции была довольно приличной, и, как оказалось, сеансы с представителями штаба Южного фронта проводились еженедельно.
– Но ведь немцы могут вас запеленговать и определить расположение лагеря! – забеспокоился лейтенант.
Учитель улыбнулся:
– Могут. Но ведь и мы не лыком шиты. Во-первых, на связь выходим в разные дни недели и в разное время суток. А во-вторых, для проведения сеанса связи мы покидаем лагерь небольшой группой и спускаемся либо по южным, либо по северным склонам. Никогда не включаем станцию на передачу в одном и том же месте. А здесь, в лагере, работает только приемник – новости из Москвы слушаем…
Объяснение удовлетворило Бобовника. Кивнув, он перешел к более насущной проблеме:
– А где же я буду спать?..
Поселили Бобовника в палатке рядом с Григоровичем. Здесь же, по соседству, оказались сержант Луфиренко со своим закадычным другом Дробышем и молоденький парнишка из местных – Алим Агишев.
По какой-то необъяснимой причине Ян с Алимом понемногу сдружились. Наверное, потому, что Григорович был слишком заумен, а Луфиренко с Дробышем много старше и им хватало дружбы между собой.
Алим кое-как окончил четыре класса в мужской школе Судака и помогал отцу в мастерской гончарной артели. Лучше всего у него получалось приготавливать по древним рецептам краски и покрывать ими готовые изделия. Сбежав из Судака в отряд, талантливый парень прихватил с собой несколько тетрадок с эскизами рисунков, а также специальные кисти и компоненты красок. Если днем выпадали свободные минуты, Алим забирал из палатки свое художественное имущество, устраивался на полянке, раскрывал одну из тетрадок и придумывал новые элементы орнамента для горшков, ваз и тарелок…
Обустраиваясь на новом месте, Бобовник испытывал странные ощущения, этакую двойственность восприятия происходящего. С одной стороны, его обуяла радость оттого, что война осталась где-то далеко, фронт отодвинулся на восток. Воодушевляло и то, что в отряде он получил крышу над головой, вполне сносное питание и даже нового приятеля. А с другой стороны, его настораживали разговоры местных бойцов о боевых вылазках, о регулярных походах к ближайшим населенным пунктам за разведданными, за питьевой водой и продуктами.
Не очень-то он горел желанием покидать тихое и уютное местечко в лесистой седловине, где о войне напоминали лишь полевая форма, палатки и стрелковое оружие.Смятение продолжалось до той поры, пока он не повстречал у штабной землянки красивую молодую девушку. Она прошла мимо и даже не посмотрела в сторону Бобовника. Он же, поразившись ее внешности, моментально позабыл о риске пребывания в тылу врага. Душа после этой встречи наполнилась страстным желанием добиться расположения незнакомки.
Со второй жертвой из московского подземного хозяйства банде Бобовника здорово подвезло. Узнав, что Никита Неклюдов не имеет отношения к канализационным коллекторам, а занимает должность директора Сталинской водопроводной станции, главарь поначалу заартачился:
– На кой черт он нам сдался? Мне нужны грамотные специалисты по устройству московской канализации, а не водопроводчики!
Глуповатый Женька Ковалев вылупил зенки и молчал. А Мусиенко, прожевав семечки, резонно заметил:
– Конторы-то родственные. Хозяйство что у тех, что у других под землей спрятано. И потом, они же наверняка знают друг дружку.
Других кандидатур к тому моменту не нашлось, поэтому решили колоть Неклюдова. И надо же такому случиться – Муся оказался прав! Толстый, неповоротливый и задыхающийся от любой нагрузки Никита Захарович действительно раньше работал в Московской канализации, хорошо знал ее устройство и многих нынешних руководителей. А самое главное, он совершенно не выносил боль и начал отвечать на вопросы после первой же смачной оплеухи.
Пока Бобовник с Мусиенко обрабатывали клиента, Женька Ковалев шерстил его хату. И, надо сказать, постарался на славу: всего за четверть часа он выгреб из всевозможных ящичков кучу ювелирки из золота и серебра. Некоторая была даже со сверкальцами [283] . А в приземистой тумбочке из орехового дерева наткнулся на связанные в пачки купюры. Двенадцать кусков! В общем, куш сорвали тогда немалый.
Срослось в тот поздний вечер и с Неклюдовым. Толстяк дал подробную наводку на Центральный распределительный узел Московской канализации. Надеясь на то, что, завладев нужными сведениями, бандиты оставят его в покое, он в красках рассказал о расположенной на втором этаже отдельно стоящего корпуса диспетчерской. Он же поведал и о заветном шкафчике с ключами от подземных решеток и стальных дверей.
283
Сверкальцы (жарг.) – драгоценные камни.
Но напрасно Неклюдов уповал на снисходительность женоподобного главаря. Пока Мусиенко завершал допрос, Ян принес из ванной комнаты бельевую веревку, зашел сзади, ловко накинул ее на шею несчастного Никиты Захаровича и с силой затянул узел…
Глава одиннадцатая
Москва, Петровка, 38 —
площадь Революции, Кремль
сентябрь 1945 года
Ивана увезли в больницу прямо из Управления. Спускаясь по парадной лестнице от комиссара Урусова, он опять почувствовал резкую боль в израненной стопе. Хотел присесть на ступеньки и не удержался – упал. Подоспевший дежурный помог ему доковылять до дежурки, там уложил на кушетку и вызвал по телефону неотложку.