Бирит-нарим
Шрифт:
Син-Намму выкрикнул имена четырех гребцов, и те столпились вокруг него.
– - Мы скоро вернемся, Лалия, -- сказал корабельщик, обернувшись.
– - И принесем вести от здешних людей.
– - Нет, -- возразил Лабарту.
– - Я сам услышу их слова.
И спрыгнул за борт.
– - Лалия!
– - крикнул Син-Намму.
Вода была теплой и темной, как небо. Лабарту зачерпнул ее, словно хотел попробовать на вкус, но спохватился и опустил руку. Добрался до мелководья -- волны здесь разбивались о колени, не выше -- и выбрался на берег.
Одежда прилипла к телу,
– - Лалия!
– - вновь позвал Син-Намму, поднимаясь на причал.
Следом на сушу выбрались и гребцы. Один из них встряхнулся и во все стороны полетели брызги.
– - Лалия, ты не воин, -- сказал Син-Намму, не скрывая досады.
– - Зачем ты сошел с корабля?
Лабарту поднял руку, призывая к молчанию и указал на спешащих к ним людей.
Пока Син-Намму договаривался о припасах, Лабарту молча стоял рядом. Скрестив руки на груди, ждал. Собаки угомонились, затихли. Волны шуршали, морской ветер блуждал в мокрых волосах, соленая влага высыхала на коже. Но все чувства словно отступили. Лабарту слушал -- слушал голоса и чувства людей.
И за обычными словами и жестами ощущал страх.
Когда гребцы с провожатыми удалились в сторону деревни, старший торговец задержался. Свет факелов отражался в медных бляшках его пояса, метался в зрачках. И сам человек был объят беспокойством. Руки его непрестанно двигались, -- то он отбрасывал волосы с лица, то крутил кольцо на пальце, то просто указывал куда-то. И говорил.
Расспрашивать его почти не пришлось, он стал рассказывать сам. Мельком взглянул на Лабарту, а потом вновь повернулся к корабельщику и обращался к нему.
– - Ловцы жемчуга говорили, что вы должны приплыть.
– - Голос торговца звучал тихо, но неспокойным был, как и бьющееся на ветру пламя.
– - Но мы уже не думали... После вестей, что идут со всех земель, страшно пускаться в путь.
– - Что слышно?
– - спросил Син-Намму.
– - Где идет война?
– - Повсюду!
– - Собеседник обернулся и указал вдаль, должно быть, в сторону устья Евфрата.
– - Нет, до нас они не дошли, но все в страхе... Говорят, все селенья, что без стен, они взяли, и жгут все на своем пути, и убивают... Урук осадили, и Ларсу, а иные говорят, что и Аккаде. А Лагаш открыл перед ними ворота и сдался.
– - Осадили Аккаде?
– - с недоверием переспросил Син-Намму.
– - Что же войска лугаля?
– - Никакому войску с ними не справиться! Они как полчища саранчи, спустились с гор, переправились через Тигр, идут, и нет им числа!
...не справиться с ними. Они заполонят всю землю...
Голос слепой пророчицы, воспоминание яркое, как отражение солнца в воде.
И следом пришло понимание.
Сошли с гор, с гор Загроса и переправились через Тигр. Прошли по степи, где я жил столько лет... Бесчисленное войско, жгущее посевы и убивающее всех на своем пути, прошло по землям, где моя Ашакку...
Лабарту замер. Рядом, потрескивая, горел факел, люди продолжали разговаривать. Но слова отдалились и потеряли смысл.
Ашакку...
Но перед глазами -- лицо Кэри, утренний свет в ее
серых глазах. А сам он связан и пошевелиться не может, но Кэри поднимает к его губам чашу, деревянную, полную крови. И говорит: "Пей, мой хозяин!" И вкус этой крови -- вкус жизни. А Кэри -- как луч солнца, возрождающий, дарующий силы, и...– - Нет, -- прошептал Лабарту и зажмурился.
– - Нет...
Кэри умерла, но Ашакку жива. Я чувствую это и не могу ошибиться.
– - Лалия?
– - Син-Намму тронул его за плечо.
– - Что скажешь? Решение за тобой.
– - Решение?
– - повторил Лабарту.
– - Да, -- кивнул корабельщик.
– - Раз Лагаш захвачен, может лучше нам подняться по Евфрату? В Ниппуре разгрузить корабли и по суше караваном дойти до Аккаде?
– - Это безумие!
– - воскликнул торговец.
– - Повсюду эти дикари, а караваны - легкая добыча!
Мы поднимемся по Тигру... Чтобы быть ближе к степи, ближе к Ашакку. Чтобы придти ей на помощь, если она в беде.
Лабарту взглянул на Син-Намму и помедлил мгновение, словно размышляя.
– - Верно, -- сказал он наконец.
– - Дикари не плавают на кораблях, и по реке путь безопасней. Вот мое решение: как уплывали из Аккаде, так и вернемся обратно.
2.
В воздухе витал едва приметный запах дыма, но разве осенью редки пожары? Люди трудились в полях, блестела вода каналов, стада спускались к водопою. И Лабарту уже готов был поверить, что этой земли не коснулась война -- пока не показалась впереди пристань Лагаша.
До полудня было далеко, зной еще не сковал землю, но гребцы обливались потом, ворочая весла в уключинах. Не было попутного ветра, а идти против течения Тигра -- непростая задача. Бурная, своенравная река не любит тех, кто с ней спорит. Но нужно торопиться -- скорее, скорее миновать Лагаш. Ведь лодки на пристани вытащены на берег, и не торговцы и не лодочники толпятся там. Нет, там стоят чужеземцы, солнце блестит на их шлемах, на бронзе щитов. А ветер с севера так и норовит прибить корабли к причалу Лагаша...
С пристани закричали. Слова терялись за плеском воды и скрипом уключин, но и так ясно, -- приказывают остановиться, прервать свой путь.
Лабарту обернулся к другому берегу, и ветер тут же отбросил волосы с лица, разметал и перепутал пряди.
Только ли из Лагаша следят за рекой?
И понял, что не ошибся.
На северном берегу, среди пальм и зарослей тростника прятались люди. Не видать их отсюда, но как скроешься от экимму? Лабарту чувствовал их -- тепло тел, дальний жар крови, биение жизни. И знал, что людей там немало.
Те, что спустились с гор... Подстерегают корабли -- богатую добычу...
Лабарту запрокинул голову, закрыл глаза. С пристани вновь закричали -- властно, с угрозой, -- но он не стал слушать. Незримым путем потянулся вперед, за реку, в сожженную летним зноем степь, и позвал:
Ашакку!
Сердце считало мгновения -- одно, два, три -- но ответа не было.
Она далеко. Лабарту вздохнул и открыл глаза, не зная радоваться или печалиться. Далеко, должно быть, скрылась от войны...