Бирит-нарим
Шрифт:
Война кончилась, а Врата Бога остались моими... Никто не посягнул...
Тесно стало в толпе и весь город, многолюдный, огромный, показался меньше храма Мардука. Перепутанные клубки улиц, храмы, пристани и площади, -- все словно уменьшилось, помещалось в ладонях.
А если выйти из города -- каналы, поля. А за рекой -- степь, сколько хватает глаз... А если пойти вдоль реки...
Если пойти вдоль Евфрата, вверх по течению реки, то путь этот приведет в незнакомые земли, а потом...
– - Я не могу уйти сейчас, -- прошептал Лабарту и не заметил, что говорит вслух, на наречии, давно забытом тут.
– -
6.
Город возвращался к жизни, но все еще походил на больного, едва верящего в выздоровление. Сперва казалось - гроза смыла запахи осады, унесла прочь, - но теперь они возвращались, сперва едва заметные, а потом все более ясные, как отрава на губах.
Ишби шел, стараясь не встречаться взглядом с людьми - ведь слишком злыми и испуганными были глаза прохожих. А Зу куталась в накидку, но шла, вскинув голову, глядя вперед.
Сегодня, после утренней молитвы, сестра попросила: "Пойдем со мной". И, прежде чем Ишби успел задать вопрос, пояснила: "Если уйдем вместе, он не обеспокоится, и ни о чем не спросит".
И сейчас они шли по улицам городам, чью кровь все еще сжигала лихорадка, и все ближе подходили к главной площади, к сердцу власти, захваченному иноземцами.
– К кому мы идем, Зу?
– спросил Ишби.
Зу коснулась его плеча, мимолетно, будто пыталась успокоить.
– Шакету встретит меня на площади, - она говорила спокойно, словно речь шла о делах обсуждавшихся не раз.
– Я вернусь на закате, встреть меня, вместе вернемся в храм.
– Шакету?..
– изумление прорвалось в голос, и Ишби не остановился, продолжил: - Неужели к нему ты ходишь?
Сестра засмеялась. Прохожий обернулся, и пришлось ускорить шаг. Зу плотней запахнула покрывало и шепнула, склонившись к Ишби:
– Ты порой будто правда ребенок... Разве стала бы я искать встреч с таким, как Шакету? Нет, он лишь отведет меня во дворец.
Ишби знал, что не нужно спрашивать, но промолчать не сумел.
– Но кто ждет тебя там, во дворце?..
– Скоро ты увидишь его и узнаешь его имя, - пообещала сестра. Ишби чувствовал улыбку в ее голосе.
– А пока что - к чему спрашивать? Если не будешь знать тайну, то не придется и хранить ее.
Верно. Ишби вздохнул и показалось - воздух стал чище, и горожане уже не так неприветливо смотрят. Разве важно, к кому идет Зу? Важно, что это дарит ей радость.
Глава пятая
Душа города
1.
Звезды сегодня близкими были и неумолимыми, и ни туман, ни облака не заслоняли их, не мешали читать знаки ночи. На вершине зиккурата время текло медленно, -- час миновал, и второй, масло дважды подливали в светильник, но огонь его словно бы мерк под холодным светом небес.
Несколько мгновений жрец стоял неподвижно, а потом заговорил вновь, и Лабарту склонился к табличке, записывая его слова.
– - Звезда Нинурты соединилась со звездой Нергала в доме плодородия.
– - Голос жреца звучал отстраненно, спокойно, словно не по звездам он читал, а по книге.
– - Пробудет так долго. Звезда же Инанны вошла в обитель войны, а луна...
Палочка оставляла на глине острые следы, строки ложились одна за одной... От бессонных ночей и от жара города, не остывающего
и ночью, -- кружилась голова, и клинописные знаки, казалось, сплетались в созвездия. И стоит в всмотреться в темную глину, -- и вот она, звезда мореходов, вот колесница, вот охотник...– - На сегодня довольно, -- произнес жрец.
В молчании спустились они по лестницам, миновали галерею. Стражники у дверей расступились, пропуская в чертог наблюдающих за звездами. Было здесь темно и пусто, -- но завтра соберутся жрецы Сина, станут читать таблички и толковать движения светил.
Лабарту положил записи на стол, поклонился, хотел идти прочь. Но жрец остановил его.
– - Не передумал?
– - спросил служитель Сина.
Лабарту не медлил с ответом -- слова давно были готовы.
– - В храме все были добры ко мне, -- сказал он, и привычно прижал ладонь к сердцу, голову склонил, как подобает.
– - Щедро платили мне здесь за труд. И святость этого места была мне высшей наградой. Но я должен вернуться в Эшнунну, не могу ослушаться старших моей семьи...
Слова текли легко, ведь все продумано, -- пришла пора сменить облик, и уже назначен день и час, когда писец из храма Сина навсегда покинет город, а Лабарту примет другое имя и вновь, неузнанный, станет жить среди людей.
– - Если бы братья позволили мне остаться!.. Но они непреклонны...
– - Ты не понял меня, -- прервал его жрец. На мгновение воцарилась тишина, и слышны стали ночные шорохи. Лабарту выпрямился, приготовился коснуться жреца своей силой, но тот продолжил: -- Останься здесь и обещаю тебе -- не пройдет и семи дней, как тебя посвятят в тайны Сина и возведут на первую ступень. Станешь служителем бога, и родне своей будешь неподвластен, сможешь остаться тут.
Служить богам... Улыбнулся, обнажив клыки, -- знал, что темнота его скроет. ...я не буду.
Но не удержался, спросил, и удивления в голосе не сумел скрыть:
– - Почему? Столько писцов в храме, отчего же ты выбрал меня?..
– - Я вижу, ты сможешь изучить пути звезд, -- отозвался жрец.
– - Все, что нужно для этого, есть у тебя.
У меня?
Сколько не встречал на своем пути гадателей -- тех, что провидят будущее в огне и в текущей воде, в беге облаков и в крови жертвенных животных, -- никто не говорил ему таких слов. Всюду, и в стране меж двух рек, и в горах, и в лесах, далеких и холодных, везде слышал одно: "Чары тебе неподвластны". Смеялся тогда, думал, что люди по невежеству полагают так, не видят, что перед ними -- экимму. Но лишь потом понял, что правдивы были эти речи.
Но много позже, в степи один из пьющих кровь поведал, что люди не ошибались.
"Нет, -- сказал тогда Лабарту, -- я никогда не пытался учиться колдовству. К чему?"
Тогда экимму сидевший рядом, заговорил. Он смотрел в костер, не поднимал глаз на Лабарту, а рассказ сливался с шелестом травы, с треском огня, и, словно в ответ, позванивали бубенчики у входа в шатер.
"Силы стихий, небес и земли тебе не подвластны, -- сказал тот экимму. Амулеты качались в его волосах, колдовскими знаками была расшита одежда.
– - Лишь чары пьющих кровь под твоей властью, они как дыхание с тобой... Но если б захотел научиться другой ворожбе -- не сумел бы. Нет в тебе такого дара. И среди людей и среди экимму бывает так".