Бирит-нарим

Лабарту смотрел на нее. Хотел ответить, но мысли, обычно так легко обращавшиеся в слова, теперь распадались, лишались смысла. Прижал руку к сердцу, чтобы унять боль жажды, -- звенящую, тонкую, -- и не сумел.

– - Для людей, -- сказал он, -- мы и есть беглецы. Но ты знаешь... могли бежать от беды, но остались в Баб-Илу.

Так было бы просто бежать прочь от войны... Но...

Но нельзя оставить город, Лабарту помнил об этом. Однажды поступил так: покинул Врата Бога, переждал осаду и нашествие чужеземцев. И, вернувшись, узнал, что хозяином города уже считают другого.

Но тогда я вернул этот город. И теперь мог бы...

– - Не о том говорю!
– - Зу с размаху хлопнула ладонью по постели, скомкала покрывало.
– - Взгляни на себя! Можешь заставить людей делать то, что ты хочешь, верить в то, что ты прикажешь! Ты мог бы получить любую власть, цари исполняли бы твои желания. Но нет! Жалкий экимму из трущоб будет жить во дворце, а мы -- здесь, потому что ты привел нас сюда!

Я должен... объяснить ей.

Зу смотрела теперь на него, снизу вверх, и казалась совсем чужой, -- на каком наречии говорить с ней?

Я должен... Но мне нужна кровь.

– - Я не хочу жить во дворце, -- сказал Лабарту, откидывая дверную занавесь.
– - Поэтому мы здесь.

В коридоре, пустом и темном, собственные шаги были едва слышны. Лабарту шел, касаясь рукой стены, пальцами ощущал кирпичную кладку и, казалось, видел, куда идти. Но перед глазами плавали багровые круги, а звуки дрожали, отдалялись, приближались, -- не заметил, как поднялся по ступеням, вышел на крытую галерею.

Чужая жизнь была совсем рядом, и Лабарту замер на лестнице, сковал чувства, подавил жар, холод и боль.

Пока что я... сильнее жажды...

Человек вышел из внутренних покоев, -- волосы и жреческие одежды его пропахли воскурениями, в руках нес блюдо с пеплом, а шаг нетвердым был, как у пьяного.

Но чистая кровь у него, и никого рядом нет...

Лабарту прыгнул вперед. Жрец вскинулся, и застыл во власти чар. Блюдо выпало из его рук, бронзовый звон эхом прокатился по галерее.

Но Лабарту не слышал. Он пил, и солнечный свет заполнял душу, тушил боль, лился потоком, чистым, но дурманящим, как аромат степи весной. Стук сердца оглушал, молил не останавливаться, еще, еще, до последней капли...

В глубине храма ударил гонг, и Лабарту опомнился, выпустил жертву. Человек упал -- живой, но без чувств. Мгновение Лабарту стоял, прислушиваясь, а потом обошел рассыпавшийся пепел, -- никто не должен увидеть моих следов -- и поспешил прочь.

Боль ушла, солнечный огонь пылал в жилах, но пол под ногами словно бы превратился в палубу корабля, качался. Воздух стал густым, тяжелым, а тени сплетались, меняли очертания, исчезали. И также странно текли мысли -- то спокойными были и ровными, то клубиться начинали, теряли смысл.

Лабарту остановился. Огляделся, но стены и своды -- все стало незнакомым, и куда повернуть, куда идти теперь?

– - Не бойся.

Детский голос, уверенный, легкий.

Лабарту обернулся и увидел ее, -- юную девочку, украшенную ожерельем из ракушек. Воздух вокруг нее трепетал, морской ветер был в нем, горячий полдень и покой.

– - Не бойся, -- повторила она.
– - Потопа не будет.

– - Тини!
– - Лабарту рванулся к ней, но тело не слушалось, стены клонились, не хватало дыхания.
– - Я был прав, ты...

И не договорил. Я был прав, ты не умерла, не все предсказания верны, -- так хотел сказать, но не сумел. Ведь Тини осталась такой же, как в тот день, на Дильмуне, а это значит...

– - Ты умерла, -- прошептал он.

Девочка улыбнулась.

Тот жрец пришел из святилища... Должно быть, вдыхал дым тайных трав... А я пил его кровь, поэтому вижу...

Мысль распалась, утекла в темноту.

– - Я назвала твоих покровителей, мальчик, -- произнес другой голос, надтреснутый, старческий.
– - Это Уту, Энки и Инанна. Что ты делаешь здесь, в доме бога Баб-Илу?

Старуха стояла возле Тини, -- куталась в темное покрывало, по краям его качались безмолвные колокольчики.

Мертвые... Я вижу мертвых... Значит...

Тени вокруг обретали форму, людские фигуры, бесчисленные, сколько хватало глаз, повсюду. Лабарту сжал кулаки, пытался вглядеться, узнать.

Тирид... Шебу... если вы здесь...

Чужая рука сжала его запястье, и прикосновение это было уверенным и легким.

– - Нет, мой хозяин, -- сказала Кэри.
– - Пойдем со мной.

Все, что вокруг было, рассеялось, превратилось в обрывки мрака. Только Кэри стояла рядом, держала за руку, не отпускала, а впереди была распахнутая дверь.

– - Пойдем, -- сказала Кэри.

Лабарту кивнул, не в силах говорить, и вместе с ней перешагнул порог.

4.

Шагнул за дверь, -- и ветер ударил в лицо. От холода перехватило дыхание, и Лабарту не удержался на ногах, опустился на колени. Руки были в копоти, в пепле по локоть, но в земле, на которую опирались ладони, не осталось ни капли тепла.

– - Кэри...

Поднял голову, -- но никого не увидел рядом. Лишь ветер кидал хлопья сажи, путал волосы, рассеивал мысли.

Кэри...

Неба не было над головой, -- лишь клубы серого дыма, струящиеся бесконечной пеленой. А кругом, сколько хватало глаз, простиралась равнина, безжизненная, пустая. Ничего, -- только горький вкус и холод, пробирающий до костей.

Кэри?..

Лабарту поднялся, сделал шаг, другой. Пепел струйками стекал с одежды, а каждый вдох давался все труднее, мир темнел, прояснялся, темнел вновь.

Кэри... где я?

Только голос ветра был слышен, да шелест шагов, едва различимый. Потаенный страх рос в груди, в глубине сердца, и Лабарту знал, -- оборачиваться нельзя. Только прямо идти, смотреть только вперед...

Клинописные знаки всплыли перед глазами, и дальним эхом зазвучали голоса жрецов, повторяющих древние строки, снова и снова.

– - ...Войдя в этот дом, не выходят обратно...

– - ...В одну сторону путь, и закрыты ворота...

– - ...Пища здесь -- прах, и едой станет пепел...