Благие намерения

Иллюминатор стал серым, потом начал наливаться синевой. В каюте было уже совсем светло. Рядом тихо посапывала Алият. Осторожно, чтобы не разбудить, Ар-Шарлахи сел на низком и когда-то просторном ложе, достал из-под подушки черепашку Кахираба и, включив, повел металлический, похожий на заклепку бугорок вдоль прорези. Алият тут же открыла глаза и, недовольно что-то пробормотав, перевернулась на другой бок.

Шорохи, потрескивания, два разговора на все том же певучем и непонятном языке… Потом мелькнуло что-то знакомое, но тут же пропало, потому что Ар-Шарлахи, вздрогнув, сдвинул заклепку до упора. Вернулся, пошарил… А как это еще назвать? Конечно, пошарил… Наконец нащупал звук и поднес устройство к уху.

–  Вот с Кимиром разбирайся сам, - внятно произнес мужской голос, забавно выпевая гласные.
– Прекрасно ведь знаешь, что выхода на Гортку у нас нет и что никакого вмешательства в свои дела он не потерпит… - Голос помолчал и добавил, кажется, усмехнувшись: - Гортка идет по стопам Орейи Третьего и, видимо, тоже плохо кончит. Но не сейчас. Позже.

Секунду устройство потрескивало, а потом другой голос, резкий, сухой, неприятный и при этом удивительно знакомый, бросил, почти крикнул:

–  Потеряна треть флота!..

–  Но остальные-то две трети целы, - резонно заметил первый собеседник - явно кто-то из «разрисованных».
– Стяни все силы к границе. Думаю, этого вполне хватит для сдерживания.

–  А Пальмовая Дорога?
– задохнулся второй, и Ар-Шарлахи даже отпрянул, уставившись на устройство чуть ли не со страхом. Он понял наконец, кто это говорит.

–  А что Пальмовая Дорога? Даже если Шарлах выжил после песчаной бури, второго такого же ополчения он собрать не сможет. Он потерял весь флот под Ар-Нау.

Краем глаза уловив движение, Ар-Шарлахи повернул голову. Алият сидела на ложе и, сведя брови, напряженно слушала.

–  Это бунтовщики!
– проскрежетал второй.
– И они должны понести заслуженную кару!..

–  Все!
– решительно оборвал «разрисованный».
– Прекращаем разговор. И в ближайшие дни постарайся меня не вызывать. Сейчас это опасно…

Снова послышались шумы, похожие на шорох песчинок в парусах. Несколько мгновений Ар-Шарлахи слушал их, закусив губу, потом решился.

–  Улькар!
– позвал он, поднеся устройство к самым губам.
– Улькар, ответь!..

Некоторое время черепашка шуршала. Он решил уже, что ответа не будет, когда встревоженный голос Улькара осведомился отрывисто:

–  Кто говорит?

–  Это Шарлах!
– Почувствовав удушье, Ар-Шарлахи сгреб и рванул натруди тонкую ткань рубахи.
– Тот, кого ты послал к морю… Ты слышишь меня?

–  Слышу. Продолжай.

–  Я обманул тебя, Улькар! Я не знал тогда никакой дороги. Но сейчас я нашел ее, слышишь?
– Ар-Шарлахи сорвался на крик.
– И я привезу тебе морской воды! Ты слышишь меня?..

На этот раз черепашка шуршала особенно долго. Улькар обдумывал услышанное.

–  И что ты за это хочешь?

–  Хочу, чтобы ты не трогал Пальмовую Дорогу. Пусть она остается твоей, но не трогай ее! Никаких кар, никаких усмирений! Она и так уже достаточно потерпела…

–  Ты ставишь трудное условие, - снова помедлив, надменно сказал Улькар.

–  А других условий не будет! Только это…

–  Верблюжьи храмы я все равно разорю!..

–  Разоряй хоть до основания! Людей не трогай!..

–  Хорошо, - с отвращением бросил Улькар.
– Будь по-твоему. Но если хоть один оазис окажет сопротивление властям…

–  Улькар… - злобно осклабившись, перебил Ар-Шарлахи.
– Когда я буду возвращаться с морской водой и услышу, что ты сжег или вырезал хотя бы одну тень, я вылью воду на первом бархане.

Где-то далеко-далеко на севере, в городе резного мрамора и перистой листвы, в обитых мрачными шелками покоях невысокий сухощавый человек с черными обводами вокруг безумных глаз замер после этих слов, оцепенел от бешенства.

–  Дай мне подумать, - скрипуче вымолвил он наконец.
– Завтра утром я тебе отвечу.

–  Думай, - жестко сказал Ар-Шарлахи и выключил устройство.

Поднял голову и увидел испуганные огромные глаза Алият, показавшиеся ему особенно темными, настолько она была бледна.

–  Ты… - беспомощно проговорила она и замолчала. Горестно покачала головой: - Не понимаю… Что ты за человек? Тебе что. Пальмовая Дорога дороже собственной жизни? Много ты от нее добра видел?

–  Нет, - хмуро ответил он, задвигая полый металлический стержень в панцирь черепашки.
– Вообще не видел… Просто зла я ей причинил куда больше, чем она мне…

В дверь каюты робко постучали.

–  Подожди, - раздраженно бросил Ар-Шарлахи.
– Одеться дай… Что там у вас?

–  Да собрались уже все, - послышался из-за двери голос Айчи.
– Вас ждут…

–  Зачем?
– спросил Ар-Шарлахи, накидывая белый балахон, испятнанный засохшей кровью Кахираба, и заправляя повязку.

–  Так ведь,.. совет же… Вчера-то так ничего и не решили…

Ар-Шарлахи рванул дверь, заставив Айчу отшатнуться.

–  Совет? Никакого совета не будет. Я уже все решил сам. Идем к морю.

Айча моргал.

–  Да, но… Люди-то…

–  Правила мои ты знаешь, - глядя ему в глаза, раздельно проговорил Ар-Шарлахи.
– Кто не хочет идти на корабле, пойдет пешком. Если кто забыл - иди и напомни.

Весь день прямо в рог «Самуму» тянул ровный крепкий ветер. Пришлось лавировать. Серебристые трубы справа по борту то придвигались почти вплотную, то уходили к горизонту, снова обращаясь в двойную сияющую нить. К вечеру команда устала и измоталась окончательно, но это, возможно, было даже и к лучшему. Когда сил хватает только на то, чтобы добраться до ложа или до гамака, тут уж не до разговоров. И все-таки недовольство не утихало.

–  Да верблюд тебя забодай, - упрямо клокотал огромный Горха, уже еле ворочая языком.
– А Лако помнишь? Ну не пошел он тогда с Шарлахом, молотов испугался… И что вышло?

–  Так то молоты… - нехотя отвечали ему.
– А то море… Молот - он, знаешь, то ли раздробит, то ли не раздробит… А море - все! Море - смерть…

–  Смерти, что ли, боишься?

–  Так это еще смотря какой смерти… Вот как полезут из этого самого моря… синие, скользкие… и холодными, слышь, холодными пальчиками тебя…