Блокшот

– Как ты?
– огрызаюсь я в ответ.

– У меня не было выбора. А у тебя есть.

– Что ты имеешь в виду? Что случилось?
– спрашиваю я.
– Скажи мне, что случилось?

– Мама, - говорит он, и я хмурюсь.

Какое отношение к этому имеет наша мама? Мы не видели и не слышали о ней с тех пор, как были детьми. Она бросила нас. Она выбрала другую жизнь.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь «мама»?

– Я нашел ее.

– Где она?
– Зачем ему искать ее? Она отказалась от нас, мы ей были не нужны.

– Тебе не нужно это знать.
– Шон качает головой.

– Шон, скажи мне, что происходит! Скажи мне, что с тобой случилось!
– кричу я.

– Ты должна вернуться. У тебя мало времени, Танна, - говорит он, вместо того чтобы ответить мне.

– Нет, пока ты мне не расскажешь.

– Я сделал это, чтобы защитить тебя. Это должно было уберечь тебя. Я не знал… Я не знал, что этого окажется недостаточно.
– Шон подходит ближе и берет меня за руку.
– Мне очень жаль. Я пытался защитить тебя и не смог.

– Что ты имеешь в виду? Как твоя смерть могла защитить меня? Никак, Шон. Ты разбил мне сердце.

– У тебя есть Люк. Он справится лучше, чем я. Скажи ему, что он должен совершить прорыв. Он поймет, что это значит и что делать.

– Ты несешь чушь.
– Я качаю головой из стороны в сторону. Все это бессмысленно.

– Он все поймет. Просто скажи ему. Когда ты очнешься, скажи ему эти слова, Танна.

– Ты должен сказать ему сам.

– Танна, мне очень жаль.

– Нет, это не по-настоящему. Ты не настоящий. Это сон или что-то вроде того.
– Я поворачиваюсь и смотрю в бесконечную белизну.

– Возвращайся, Танна. Ты должна бороться, - говорит Шон у меня за спиной. Но когда я оборачиваюсь, его уже нет.

– А что, если я больше не хочу?
– шепчу я пустоте. Она не отвечает. Тогда я сажусь. Здесь ничего нет. Ничего не слышно, не на что смотреть, вокруг только небытие. Наваливается какое-то оцепенение. И, честно говоря, мне это нравится. Я могу просто остаться здесь. Мне не нужно продолжать борьбу. Я устала.

Сколько человек должен бороться в течение жизни? Понятия не имею, но с меня хватит. Я просто хочу покоя. Почему я не могу найти свое умиротворение?

Я закрываю глаза, и в голове возникает видение. Это я и Люк. Мы в его доме, нашем доме, сидим на диване в кинотеатре. Он смотрит со мной дрянное реалити-шоу, а его рука лежит на моем беременном животе.

– Мне кажется, это девочка, - говорит он.

– Да? Почему ты так думаешь?
– спрашиваю я.

– Потому что миру нужно больше ангелов, а мини-версия тебя - это самое близкое, что, черт возьми, я могу придумать.
– Он целует мой живот.
– Ты - ангел, - говорит он нашему еще не родившемуся ребенку.

– Мне кажется, ты возносишь меня на совершенно недостижимый пьедестал. Я не идеальна, Люк.

– Ты именно такая, - говорит он.
– Когда мы сможем сделать это снова?

– Что сделать?
– Посмотреть «Настоящих домохозяек»?

– Нет, это, - он поглаживает мой живот.
– Родить еще одного ребенка.

Я смеюсь.

– Как насчет того, чтобы родить первого, прежде чем ты снова попытаешься меня обрюхатить?

Мое сознание перемещается в другое время. В новое видение. На каток. Люк катается с маленькой девочкой, а я держу на руках ребенка. Мальчика.

Люк подъезжает ко мне на коньках.

– Эй, мама, передай его мне.

– Не урони его, Люк Джеймсон, - предупреждаю я, прижимая крошечный сверток к груди.

– Ты же знаешь, что я зарабатываю этим на жизнь?
– Он показывает на свои коньки.

– А еще я вижу, как ты часто падаешь, пока зарабатываешь на жизнь, - напоминаю я ему.

– Мама, можно мы возьмем Шона, пожалуйста.
– Маленькая девочка смотрит на меня глазами, так похожими на глаза моего мужа.
– Я помогу.

– Хорошо, но только ненадолго, Обри, - говорю я ей, прежде чем передать младенца Люку.

Я смотрю, как они втроем удаляются на коньках, и на моем лице расцветает улыбка.

Мои глаза распахиваются, и я снова вижу лишь пустоту.

– Я должна вернуться, - произношу я вслух.

Я хочу этой жизни с Люком, поэтому я должна вернуться.

Глава двадцать восьмая

Я думал, что уже испытывал боль в своей жизни. Я ошибался. Когда моя жена умирает у меня на руках, это худший вид боли, который только можно себе представить. Отчаяние, подобного которому я никогда не знал, заставляет меня молиться и предлагать свою душу взамен ее.

Когда мы наконец добираемся до больницы, у меня забирают Монтану. Я не хочу ее отпускать, но в то же время понимаю, что должен позволить врачам спасти ее. Я не могу сделать это сам.

Она уже несколько часов находится в операционной. Сколько времени нужно, чтобы извлечь пулю?

Чертову пулю. В мою жену стреляли. Я бьюсь затылком о стену. Я сижу на одном месте с тех пор, как ее увезли. На полу, в коридоре, где я видел ее в последний раз. Я смотрю, как приходят и уходят врачи и медсестры. Но ничего из этого, кажется, не осознаю. Я не чувствую ничего, кроме зияющей дыры в груди.

С ней должно быть все в порядке. Она сильная. Она выживет.

– Она выкарабкается, - говорит Грей рядом со мной. Он не ушел. Он тоже сидит здесь все это время.

– Она должна, - говорю я.
– Я не могу ее потерять.

– Не потеряешь.
– У него звонит телефон, и он смотрит на экран.
– Это Винни. Я должен ответить.
– Грей настороженно смотрит на меня, затем поднимается на ноги и идет по коридору.

Ему не о чем волноваться. Я никуда не пойду. Куда мне идти, если вторая половина моей души находится где-то за этими дверями?

Мои родители приехали два часа назад и подходят проведать меня каждые несколько минут или около того. Мама прочищает горло.

– Пойдем посидим в комнате ожидания, Люк.

– Я не могу. Почему так долго?

– Это нормально, операции длятся долго, - говорит мама, но я вижу, что она что-то скрывает. Она что-то недоговаривает. Но я не хочу этого слышать. Я не могу слышать, что шансы Монтаны выкарабкаться невелики. Я не хочу слышать, что она может оставить меня.

Я принес сюда ее мертвое тело, а потом наблюдал, как ее возвращают обратно. Они могут спасти ее. Они уже сделали это один раз.