Бог Иисуса Христа

В чем же состоит последнее, более не сообщаемое единство и тем самым причина различия в Боге? Согласно тому, что мы сказали до сих пор, в отношениях. Поэтому определение, данное Фомой Аквинским лицам Троицы, гласит: Божественные лица суть субсистентные отношения [1163] . Содержательная сторона этого учения была принята и реформаторами; его современным представителем является, например, К.Барт [1164] .

1163

Фома Аквинский Summa theol. I q. 29 a. 4: «Persona igitur divina significat relationem ut subsistentem» («Божественное лицо означает отношение как существующее самостоятельно»).

1164

К. Barth Die Kirchliche Dogmatik 1/1. S. 384–385.

Детально это определение лиц Божества как субсистентных отношений можно понимать двояко. Отношение может обосновывать субсистентность, как у Ансельма Кентерберийского [1165] . В этом смысле абстрактный, исходящий из природы способ рассмотрения имеет первенство перед конкретным, основанным на истории спасения. Разумеется, отсюда недалеко до модализма, потому что с этой точки зрения лица Троицы кажутся лишь способами субсистенции единой природы. С другой стороны, лица Троицы могут обосновывать отношения. Здесь не подразумевается, что лица были раньше во времени, чем отношения; это невозможно потому, что лица тождественны с отношениями. Напротив, имеется в виду, что лица логически предшествуют отношениям. Это толкование, которое дает Фома Аквинский [1166] .

1165

Ансельм Кентерберийский Monologion 43; ср.: A. Malet Personne et amour dans la th'eologie trinitaire de Saint Thomas d'Aquin (Bibl. thom. 32). Paris, 1956. S. 55 и далее.

1166

Фома Аквинский De pot. q. 10 a. 3; ср.: I Sent. d. 23 q. 1 a. 3; ср.: A.Malet Personne et amour dans la th'eologie trinitaire de Saint Thomas d'Aquin (Bibl. thom. 32). Paris, 1956. S. 71 и далее; M.J. Le Guillou Das Mysterium des Vaters. Apostolischer Glaube und moderne Gnosis. Einsiedeln, 1974. S. 110 и далее.

Тем самым он в содержательном плане приближается к восточному пониманию, которое исходит не из единой сущности, а из ипостасей, и тем самым находится ближе к конкретному образу речи и мышления в Библии, связанному с историей спасения.

Лица различаются посредством присущих им особенностей ( ; proprietatis personales) [1167] . По содержанию с этими особенностями тождественны понятия (; notiones), отличительные черты узнавания и различения Божественных лиц. Такими личностными, т.е. различающими лица Троицы, особенностями являются: отцовство, сыновство, пассивное дуновение. Различие между восточным и латинским учением о Троице проявляется в вопросе о роли безначальности (innascibilitas; ) как особенности Отца [1168] . Поскольку Восток исходит из Отца как безначального начала и источника Троицы, то безначальность считается решающей особенностью Отца. Для большинства латинских богословов Запада безначальность хотя и считается особенностью Отца, но не конституирующей лицо особенностью. Это связано с тем, что западное богословие обычно видит различие лиц Троицы в их отношениях. Однако безначальность непосредственно подразумевает отсутствие реляциональной зависимости, поэтому оно не может быть конституирующей лицо особенностью. Для Востока, напротив, безначальность представляет собой исходный пункт всего учения о Троице. Конкретно это выражается в том, что Бог представляет собой в своей любви чистое начало, не начинающееся ни от кого и ни от чего, что Он только дает и дарит.

1167

Иоанн Дамаскин De fide orth. 8 ( Точное изложение православной веры. Ростов–на–Дону, 1992, с. 13–27); Фома Аквинский Summa theol. I q. 40 a. 1–4; q. 41 a. 1–6.

1168

Ср.: Th. de R'egnon Etudes de th'eologie positive sur la sainte Trinit'e. Bd. 3/1. Paris, 1892. S. 185 и далее.

От особенностей следует отличать аппроприации — присвоение особенностей или деятельностей, присущих всем трем лицам Троицы, но приписываемых только одному лицу, поскольку они находятся в известном родстве с теми или иными его особенностями [1169] . Например, власть может быть приписана Отцу, мудрость — Сыну, любовь — Духу. Цель таких аппроприации — наглядная демонстрация особенностей и различий лиц в Боге.

Здесь возникает веское логическое возражение. Вопрос состоит в том, как абсолютная простота и единство в Боге вообще допускает числа и счет. Ведь числа имеют смысл только в области количественного; в сфере чистого духа, т.е. в сфере Бога, счет невозможен. Бог, говорит Василий Великий, «выше числа» [1170] . Поскольку Бог не определен количеством, то, согласно Августину, Бог не трехчастен; нельзя складывать три лица; Бог не более чем каждое отдельное лицо Троицы [1171] . В этом смысле необходимо вместе с XI Толедским собором (675) сказать: «пес recedit a numero, пес capitur num'ero» («не отделяется от числа и не охватывается числом») [1172] . Таким образом, возникает вопрос, имеет ли речь о трех лицах вообще логический смысл, и если имеет, то какой.

1169

Фома Аквинский De ver. q.7 а.З; Summa theol I q.39 a.7.

1170

Василий Великий De spiritu sancto 18 (SC 17, 191–198; ср. «О Святом Духе», в Творения иже во святых отца нашего Василия Великаго, Архиепископа Кесарии Каппадокийския. Т. 3. М., 1993, с. 299 ).

1171

Августин De Trinitate VI, 7–8 (CCL 50, 237–238); ср. DS 367.

1172

DS 530; NR 272.

Уже из обоснования этого вопроса видно, что в духовной, и прежде всего в Божественной, сфере числа применимы в лучшем случае по аналогии. Они имеют смысл только тогда, когда мы размышляем о причине и значении возможности счета и чисел — о единстве как трансцендентальном обозначении бытия, которое ничего не прибавляет к бытию, кроме отрицания его разделенности. Это единство присуще всему сущему, разумеется, в различной мере, в зависимости от степени его бытия. В высшей степени такое единство принадлежит личности: она представляет собой индивидуум в смысле последней нераздельности и поэтому невозможности сообщения. Таким образом, речь о трех лицах в Боге конкретно означает: Отец, Сын, Дух являются такими неразделенными и нераздельными последними единствами [1173] .

1173

Фома Аквинский Summa theol. q.30 а.З.

Из употребления числа «три» по аналогии вытекает, что понятие «лицо» применяется к трем лицам Троицы не как общее понятие [1174] . То, что здесь подразумевается под словом «лицо», невозможно вывести из предпосланного общего понятия личности. Напротив, согласно Иларию, необходимо не определять смысл вещи исходя из высказывания, а наоборот, исходя из вещи определять высказывание [1175] . Это можно объяснить объективно. Ведь не только единство в Боге намного превосходит единство конечных вещей, но и различие. Другими словами, не несмотря на то, что Бог есть абсолютное нераздельное единство, а как раз потому, что Он является таковым, Он может быть бесконечным различием, именно поэтому Он допускает различия лиц, которые в бесконечном различии реализуют способы субсистенции, в которых существует Божественная природа.

1174

Августин De Trinitate VII, 4.6 (CCL 50, 255–260; 261–267); Фома Аквинский Summa theol. q.30 а.4.

1175

Иларий Пиктавийский De Trinitate 4 (CCL 62, 101–149).

Все предшествующие тринитарные понятия ведут к последнему, обобщающему остальные, основному понятию взаимодействия и взаимопроникновения лиц Божества, троической перихорезы [1176] . Она имеет библейское основание в Ин 10:30: «Я и Отец одно» (ср. 14:9 слл.; 17:21). Это взаимодействие и взаимопроникновение уже очень рано засвидетельствованы в предании [1177] . Классической стала формулировка Илария об отношении Отца и Сына: «другой от другого и оба одно; не оба один, но другой в другом, поскольку ничего другого в обоих» [1178] ; «Бог в Боге, потому что Он есть Бог из Бога» [1179] . У Августина читаем: Троица «ни с чем не смешивается, хотя каждое отдельное существует в собственном "Я" и в отношении к остальным совершенно в каждом другом, которое, в свою очередь, представляет целое, будь каждое отдельное в двух остальных или двое в каждом отдельном, и так есть все во всем» [1180] . Следуя Фульгенцию Рус–пенскому [1181] , Флорентийский собор так описывает это взаимопроникновение: «Благодаря этому единству Отец полностью в Сыне, полностью в Святом Духе; Сын полностью в Отце, полностью в Святом Духе; Святой Дух полностью в Отце, полностью в Сыне» [1182] .

1176

Th. de R'egnon Etudes de th'eologie positive sur la sainte Trinit'e. T. 1. Paris, 1892. S. 409 и далее; A. Deneffe «Perichoresis, circumincessio, circuminsessio. Eine terminologische Untersuchung», в ZkTh 47 (1923), S. 497–532; L. Prestige « and in the Fathers», в Jour. Theol. Stud. 29 (1928), S. 242–252.

1177

Афинагор Прошение за христиан 10 (TU Bd. 4/2, S. 10–11); Ириней Лионский Adv. haer. III, 6, 2 (SC 211, 68–71); Дионисий Римский (DS 115); Афанасий Великий De decretis nicaenae synodis 26 (PG 26, 461–466).

1178

Иларий De Trinitate III, 4 (CCL 62, 75–76).

1179

Ibid., IV, 40 (CCL 62, 144–145); ср. VII, 31–32 (CCL 62, 297–300).

1180

Августин De Trinitate IX, 5 (CCL 50, 300–301); ср. VI, 10 (CCL 50, 241 и далее).

1181

Фульгенций Руспенский De fide ad Petrum seu de r'egula fidei 1, 4 (CCL 91 A, 713–714).

1182

DS 1331; NR 285.

Понятие перихорезы в первый раз встречается у Григория Богослова, но у него оно обозначает отношение двух природ во Христе [1183] ; для описания отношения лиц Троицы это понятие впервые употребляет Иоанн Дамаскин [1184] . Греческий термин был сначала переведен на латинский язык словом circumsessio (так у Бонавентуры), начиная с XIII в. встречается также слово circuminsessio (так у Фомы Аквинского). Если первое слово подразумевало более динамичное взаимное проникновение, то второе — статичное покоящееся бытие друг в друге. В этом различии перевода выражается как различие между греческим и латинским учением о Троице, так и различия внутри разных направлений латинского учения о Троице. Греки исходят из ипостасей и понимают перихорезу как активное взаимопроникновение; перихореза является узами, связывающими лицо. Латинские богословы, напротив, чаще всего исходят из единства сущности и понимают перихорезу в большей степени как взаимопроникновение на основании единой сущности. Здесь перихореза — не столько движение, сколько покой в Боге. Фома Аквинский и здесь пытается прийти к синтезу; он обосновывает перихорезу и в сущности, и в отношениях (в т.ч. в отношении начала) [1185] .

1183

Григорий Назианзин Ер. 101, 6 (SC 208, 38).

1184

Иоанн Дамаскин De fide orth. I, 8 (Точное изложение православной веры. Ростов–на–Дону, 1992, с. 25); III, 5 (там же, с. 131).

1185

Фома Аквинский Summa theol. I q.42 a.5.

Учение о перихорезе имеет большое значение как в пастырском, так и в спекулятивном плане. В пастырском — потому что оно отвергает всякое троебожие и всякий модализм. Пользуясь хриотологической терминологией, можно сказать, что три лица «нераздельны и неслиянны» [1186] . Со спекулятивной точки зрения, из перихоретического единства Троицы вытекает модель единства между Иисусом Христом и людьми (Ин 14:20; 17:23), единства людей между собой (Ин 17:21) и единства Бога с людьми. Мы можем выдвинуть аксиому о том, что в единстве, обоснованном Иисусом Христом, единство и самостоятельность не обратно, а прямо пропорциональны. Большее единство означает большую самостоятельность и, наоборот, истинная самостоятельность может осуществляться только посредством единства в любви и в этом единстве. Таким образом, обоснованное Иисусом Христом единство с Богом не поглощает человека и не разрушает его; оно означает сохраняющееся различие и обосновывает тем самым истинную самостоятельность и свободу. Мистика единства между Богом и человеком, а также людей и христиан между собой является в христианстве мистикой встречи, дружбы и общения с Богом, которая происходит в человеческой встрече, дружбе и общении и в свою очередь освещает человеческую дружбу и общение и проявляет себя в них. Таким образом, и здесь становится понятным, что тайна Троицы является глубоким основанием и последним смыслом тайны человеческой личности и ее совершенства в любви.

1186

Ср.: DS 302; в применении к Троице этот принцип встречается у Фульгенция Руспенского Epist. 14, 9 (CCL 91, 395–396).

Речь о трех лицах

После того как в IV в. были заложены основы церковного учения о Троице и его понятийный аппарат, они больше тысячи лет оставались, если не считать некоторых дискуссий XII в., неоспоримым достоянием не только всех церквей Востока и Запада, но и церквей Реформации и Католической церкви. Только в Новое время возникли антитринитарные движения: сначала социниане и арминиане XVII в., затем рационализм XVIII в., ставший кульминацией антитринитарного движения и оставивший четкие следы как в богословии эпохи Просвещения, так и в либеральном богословии. Выдвигались самые разнообразные возражения. Если отвлечься от исторических аргументов (на основе экзегетики, истории религии и истории догматов) и обратить внимание на содержательную часть аргументации, то на первом плане находится одно возражение: субъективность Нового времени и возникшее из нее понятие личности. В Новое время личность понимается не в онтологическом смысле, а как сознающий себя, свободный центр действия и индивидуальность. Этот идеал Нового времени очень хорошо уживался с идеей личностного Бога. Однако идея трех лиц в одной природе была не только логически, но и психологически несовместима с этим понятием личности. Ведь сознающий себя субъект Нового времени видел в другом лишь конкурента. Опосредование единства и тройственности превратилось в неразрешимую проблему. Однако вскоре и идея Бога как одной личности (не христианская, а просвещенческая идея, по сути, ересь христианского теизма) проявила себя как не выдерживающий критики постхристианский пережиток. Развитая в Новое время критика религии, прежде всего Л.Фейербаха, могла с относительной легкостью доказывать происхождение этой идеи из проекции человеческого самосознания или, как К.Маркс, объяснять ее идеологией буржуазного субъекта.

Возможность или невозможность усвоения свойственного Новому времени понятия личности учением о Троице является до сегодняшнего дня спорным вопросом, в котором, очевидно, идет речь о гораздо большем, чем о внутрибогословской «игре в бисер» или о пастырской стратегии приспособления к изменившейся ситуации. В этом вопросе речь идет о верном понимании центральной и основной структуры христианского послания в контексте мышления Нового времени, о христианском ответе на спровоцированную теизмом ситуацию атеизма. Речь идет прежде всего о правильном понимании человека как образа троичного Бога в контексте Нового времени.