Богатырь сентября

– Ох, бать! – Гвидон вдруг схватил его за руку, глядя куда-то вниз. – Батя, у нее хвост!

Салтан быстро глянул – и его пробила дрожь. Из-под подола темно-зеленого сарафана виднелся тонкий хвост с кисточкой, вроде коровьего.

– Господь Вседержитель!

На лежанке захохотал Тилган.

– Кто она? – Салтан обернулся к нему.

– Да лесовуха! – Тилган был явно рад, что так провел гостей. – Вы не бойтесь, от нее вреда не будет. У нее нет спины, под платьем – пустое место, как дупло. Но если там не щупать – в остальном девка как девка. Так что ты гляди…

Дяглица спешно одернула подол и смущенно улыбнулась. Эта ее приветливость повергала в дрожь: она вроде бы и стеснялась своей природы перед настоящими людьми, но и намекала, что покажет себя, если до нее снизойдут. Когда она отвернулась, Салтан вгляделся и заметил: на спине сарафан и правда немного западал внутрь, выдавая пустоту под тканью. Отвел глаза – и встретился взглядом с головой оленя на стене напротив. Моргнул – оленья голова тоже моргнула, глаза ее были черные, живые. Салтан глянул на кабана по соседству, на волка: у тех тоже желтые глаза следили за ним живым взглядом, кабаний пятачок дергался, волк слегка щерился… Зажмурившись, Салтан перекрестился.

– Не бойся, это слуги мои верные, – успокоил Тилган. – А вы мои гости, да еще и родичи, у меня в дому никто вас не обидит. Ешьте спокойно.

Однако от мысли, что перед ними стоит еда, приготовленная руками лесовухи и ею же поданная, всякий аппетит пропал. Еще окажется, что они тут лопают мох и камни, запивают водицей болотной, а потом от всего этого брюхо разорвет! Так или иначе, есть гостям больше не хотелось, и они, встав из-за стола, сели на два расписных сундука близ Тилгановой лежанки. К их удивлению, белка уже сидела на одеяле и Тилган здоровой рукой поглаживал ее по спинке и осторожно почесывал за ушком. Это зрелище утешило гостей: белка не вела бы себя так, если бы опасалась чародея.

Или он и зверька зачаровал?

– Что с Кикой? – первым делом спросил Гвидон. – Ты знаешь, что с ней?

– Да ты ведь уже знаешь, говорили тебе. У Тарха она, Мракотина сына, в Волотовых горах. Вы же туда шли.

– Шли. А теперь с чем идти, когда выкуп наш вон сидит? – Гвидон кивнул на белку. – Ты-то, старче, зачем хотел у меня золотой орех отнять? Или тебе не по нраву, чтобы твоя дочь в белый свет воротилась?

Тилган насупился и отвел глаза, поглаживая белку по спинке.

– Ты бы вот о чем подумал, – чуть позже он снова поднял глаза на Гвидона, – тебе самому-то стоит ли в Волотовы горы идти?

– Конечно, стоит! Там жена моя, я за ней пойду! И ее назад на белый свет выведу!

– Того ты не знаешь, дитя неразумное, – с некоторой даже досадой ответил Тилган, – что, попади ты на темный свет, не выйти тебе обратно.

– Это как – не выйти? – Салтан в тревоге подался к нему.

– Ты ли не ведаешь, в чем хитрость? – Тилган перевел взгляд на него. – Твой сын для того был рожден, чтобы сделаться ночным солнцем для Подземья. Скажешь, не знал? Ему от роду нет году, а он как твой ровесник смотрится! Не замечал за ним: в темноте он светится, луком от рождения так владеет, как не всякий опытный воин сможет, стрелы его огнем жгут и разят без промаха. Меня вот тоже… – Чародей еще раз указал на пятна крови у себя на груди.

– И что с того? – переменившись в лице, спросил Салтан.

Вроде бы Медоуса что-то говорила о связи Гвидона с солнцем – зачат он был в день зимней смерти солнца, рожден осенью – когда день стал меньше ночи… И что потому-то она и спровадила Елену с младенцем в бочке в море. Но тогда он ее не понял, не до конца понял, не осознал, что со спасением Елены из бочки беда вовсе не была избыта. Возможно, по вине красивого юного лица, что явила ему хитрая чародейка, влекущих берилловых глаз, тонкой шелковой рубашки и винного кубка в руках… Она нарочно все так обставила: рассказала ему достаточно много, чтобы он понимал, куда и зачем им идти, но слишком мало, что он понял опасность для Гвидона. От досады на себя Салтан прикусил губу: сам слишком еще молод и глуп, чтобы быть достойным родителем для чудесного солнечного дитяти!

– А с того! – язвительно ответил Тилган, и в его голосе слышали все прожитые им сотни лет. – Войдет он на темный свет – ходу обратно ему не будет, зато Тарху дорогу в белый свет он откроет. Навек там Гвидон останется, с женой своей любезной. А Тарх на белый свет выйдет и здесь сядет править. И ему жена будет…

Тилган осекся; в этот миг белка вдруг подскочила и замахала лапками, будто пытаясь закрыть ему рот.

– Другая будет жена, – угрюмо закончил Тилган.

– Но ты зачем хотел нам помешать? – спросил Салтан. – Когда пытался орех отнять?

Тилган помолчал.

– Ловко было все задумано, искусно спрядено, умело соткано, – заговорил он потом, не глядя на собеседников. Брови его изломленные так круто нахмурились, что почти скрыли глаза. – Да нашлась воля мятежная, перепутала пряжу. Кикнида… не за того вышла, для кого ее отец с матерью предназначили. Жена моя хочет все устроить как было. А я не хочу. Как было – тебе добра не обещает, останешься ты в темном свете, хоть и с Кикнидой. Думай, пока на воле: может, стоит тебе Кикниду Тарху уступить, коли уж ушла она к нему, а самому в белом свете остаться? Невеста, глядишь, и тебе сыщется хорошая…

Даже Салтан, потрясенный этим неприятным открытием, вопросительно уставился на Гвидона. Знал бы он сразу, чем Гвидону грозит путь в Волотовы горы, не пустил бы его.

Гвидон насупился, задумавшись, потом опять тряхнул головой:

– Нет. Я за Кикой пойду. Не брошу ее, во тьме подземельной. Я ее люблю, и она меня любит, ждет, в неволе томится…

Повисло молчание. Салтан порывался заговорить, попытаться убедить сына отказаться от поиска – но понимал, что это будет напрасной тратой слов. Что же это был бы за богатырь, откажись спасать жену любимую из-за опасности для самого себя?

Молчание нарушила белка. Встав на задние лапы, она уперла кулачок в бочок, притопнула и запела, приплясывая на медвежьей шкуре:

Уж ты женушка-жена, Где, сударыня, была? Эх-хо, эх-хо-хо, Где, сударыня, была? [4]

Песню Салтан узнал: Гвидон пел ее по пути.

Я у кума муку мяла, Во гостях, сударь, была. Эх-хо, эх-хо-хо, Во гостях, сударь, была. За, за твое, милой, здоровье Стакан вина выпила. Эх-хо, эх-хо-хо, Стакан вина выпила. Ну, спасибо, жена, Не забыла про меня. Эх-хо, эх-хо-хо, Не забыла про меня. Ну и как тебя забыть? Не могy тебя избыть. Эх-хо, эх-хо-хо, Не могy тебя избыть.

4

Из книги «Ласковое словечушко» Н. П. Павперовой (Свадьбы, хороводы, прибаски, побасенки, частушки, сказки, и песни Самарского Края), Самара, 1996.

Протянув руку, Гвидон нежно погладил певицу по спинке. В ее песне он увидел только милую попытку его развеселить, а Салтан подумал: странную песню белка выбрала, чтобы утешить мужа в разлуке с женой.

И поймал взгляд Тилгана: тому выбор вовсе не казался странным. Взгляд этих ночных глаз будто спрашивал: ну, когда ты уже поймешь?

– Значит, пойдешь за Кикнидой? – Тилган пристально взглянул на Гвидона.

– Пойду. И ты, коли сам твоей дочери добра желаешь, научи, как нам теперь быть, чем Тарха одолеть?