Богатырь сентября

Тут обнаружилось, что среди корней дуба имеется не то нора, не то низкое дупло. Издали оно было не больше мышиной норки и путники его не заметили, но вблизи оказалось, что туда свободно войдет не только пеший, но и всадник. Белка впрыгнула первой, отец и сын вошли за ней. В изумлении огляделись: они оказались в просторной пещере, вырезанной внутри ствола. Пол устилал толстый слой сухих дубовых листьев. Белка показала на ворох у стены: располагайтесь, дескать. Сложила лапки к щеке: будем ночевать. Путники подчинились без возражений: страшно было прямо так сразу лезть выше. Они прошлись немного по внутренности ствола, но не решились далеко отойти от входа, и дальние части этой живой палаты остались скрыты во тьме.

Судя по поведению белки, опасностей ждать не приходилось. Сидя на ворохе сухих листьев близ входа, путники открыли котомки и принялись за еду. Наткнувшись у себя в мешке на полную шапку орехов, Гвидон вынул один, показал белке, подмигнул: мол, будешь? Белка погрозила кулачком, но в драку не полезла. Только состроила презрительную морду: что, дескать, с вас взять, малоумных?

Изнутри дупла открывался вид прямо на небесный простор, залитый алым соком заката. Едва успели сесть, как снаружи разразился ливень, да такой, что пришлось перебраться глубже в дупло, а не то заливало брызгами. Дождь стоял стеной, выйди наружу – собьет с ног. Это был сплошной поток; видно, подумал Салтан, дождевые духи опрокинули бочки, а льющаяся вода еще не успела рассеяться на капли, чтобы разлететься по всей земле.

Пока поели, наступила темнота. Почти наощупь отец и сын подгребли под голову листьев и улеглись, будто звери в норе. За день устали, но спали некрепко. Над дубом поносился исполинский ветер, вызывая гул по всему дереву, раздавался в вышине топот копыт вихревых скакунов. Пролетела гроза: слышен был грохот колес Ильи-Громовника, с оглушительным треском били молнии куда-то вниз. Даже Салтан, не привыкший чего-то бояться, чувствовал себя мелкой мошкой перед этой мощью и зарывался все глубже в сухие листья.

Утром путников разбудил свет – особенно ясный, серебряно-чистый. Салтан первым вышел из дупла, потянулся. Воздух был полон густого жемчужного тумана; приглядевшись, Салтан понял – это роса, что выпадает в этот час на земле. У дуба роса собиралась в ямки и впадины, бежала меж корней прозрачным как слеза ручейком. Успели умыться и напиться, пока луч солнца, ударивший, будто раскаленный меч, не высушил поток.

– Вон он, Солнце-князь! – в изумлении и восхищении пробормотал Гвидон.

На лицо молодого князя упал светлый отблеск, волосы зажглись ярким золотом. Вслед за ним Салтан взглянул вверх и впервые различил золотую колесницу, тройку белых коней, искры от золотых подков на хрустальной глади… Само Солнце разглядеть не удалось: облик его тонул в ярком сиянии, больно было смотреть. И он по-прежнему был намного выше их…

Белка постучала Гвидона по сапогу; он глянул на нее, и она потыкала пальчиком в дупло: пора, мол.

Внутри дупла белка уверенно поскакала куда-то в глубину. При ясном свете утра удалось увидеть дальнюю стену – и тут оказалось, что по стене поднимается лестница, вырезанная прямо в теле ствола. Ступени были в пару локтей шириной и достаточно удобные для людей. Белка забралась Гвидону на плечо и показала: туда!

Отец и сын стали подниматься. Ограждения лестница не имела, и они держались вплотную к стороне. Лестница шла по кругу, опоясывая ствол изнутри, по спирали поднимаясь. Поначалу они видели дно ствола и свет на нем, но через пару витков оно скрылось. Они могли бы остаться в полной тьме, с жутким ощущением бездны внизу и вверху, но волосы и лицо Гвидона засияли, освещая дорогу ему и идущему следом отцу.

Больше того: Салтан вдруг заметил, что белка на плече у Гвидона тоже светится! Поначалу решил, что это падает на нее Гвидонов свет, но потом различил, что ее сияние было другого цвета: более рыжего, пламенного оттенка.

Они все шли и шли, переставляя ноги с одной ступени на другую. Еще погодя Салтан заметил, что и насчет сапог Гвидон был прав: из-под его ног на каждом шагу вылетали мелкие золотые икры. Посмотреть, оставляет ли сам такой же след, Салтан не решился, боясь утратить равновесие, если обернется. Еще не хватало – упасть с этой лестницы! Падением на дно дупла, как он подозревал, дело не ограничится – так и будешь лететь до самой бездны, откуда уж нет выхода и возврата.

В размеренном шаге через тьму исчезало ощущение времени. То казалось, что они покинули ковер сухих листьев совсем недавно и еще не сделали даже одного круга по исполинскому стволу, а то – что идут без отдыха уже несколько дней. Салтан и Гвидон не разговаривали, но и тихо не было: вверху постоянно слышался гул, неровный – то тише, то громче, то порывами, то сменявшийся грохотом и топотом. Почти привыкнув, что уши заполняет этот грохот ветров и туч, Салтан вздрогнул, когда услышал хриплый голос Гвидона:

– Бать… Там наверху свет. Видать, скоро придем.

Вскоре Салтан и сам различил, как лица касается светлый отблеск… свежий, влажный, прохладный запах грозы. Самый упоительный на свете запах – запах летнего дождя, теплых струй, влажной земли, напоенной травы, сока сорванных стихией листочков, запах воодушевляющий, бодрящий, и одновременно умиротворяющий, наполняющий блаженством, чувством бессмертия и всемогущества. То касается земли дыхание божества, господина небес и стихий, позволяя вдохнуть его и простым смертным.

Свет становился все ярче, и вскоре Салтан через плечо Гвидона уже видел впереди яркое голубоватое пятно. Гвидон ускорил шаг и первым выскочил наружу. Салтан вышел за ним и торопливо огляделся. Позади остался ствол дуба, все такой же огромный и уходящий еще выше, а перед ним расстилались бескрайние луга и серовато-синие горы вдали. Или это облака? Похоже, да: если приглядеться, то было видно, как эти горы медленно движутся и меняют свои очертания, порой сливаются вместе, расходятся уже в ином облике. Воздух был полон дыханием грозы, и казалось, если вдыхать его, можно обойтись без еды и питья – не так ли живут и сами небесные обитатели?

Взглянув вверх, Салтан снова увидел солнце. Оно уже миновало зенит и неспешно опускалось: к золотому сиянию примешалось багряное, и можно было мельком увидеть фигуру рослого мужчины в колеснице, из груди и головы испускавшего снопы лучей.

А еще выше было другое небо. На закатной стороне оно лучилось собственным светом, будто налитым под хрусталь, а на востоке, там, где солнце уже проехало, вслед за ним волоклась завеса темно-синего оттенка. В самом дальнем конце прокалывали ее тонкими иглами звездочки.

Пока Салтан рассматривал небо, задрав голову, его снизу подергали за полу. Он опустил глаза: белка деловито показывала ему на землю у дупла.

– Что, Милитриса Кирбитьевна?

Белка показала на него, потом опять на ствол.

– Мне идти туда?

Белка помотала головой.

– Мне оставаться здесь? Да? Мне нельзя идти с Гвидоном дальше? Почему?

Белка вытянулась на задних лапах, напыжилась как могла, подняла передние лапы, изобразила волну и зашипела, как вода на углях.