Богдан Хмельницкий

своему владельцу пану Замойскому. Паволочане приняли гостей чрезвычайно радушно,

отворяли пред ними' свои жилища, приглашали жолнеров к себе есть и пить, твердили,

что они теперь покорны панству, знать не хотят Хмельницкого, проклинали Козаков.

Царына и его жолнеры доверились и расположились ночевать в обывательских домах,

как в то же время войт паволочский дал знать в Таборовку бывшим там козакам п

татарам, чтоб они внезапно явились в Наволочь и перебили пришедших туда ляхов. Но

козаки и татары, повидимому, опоздали, явившись под Паволочью уже перед

рассветом, а тут услыхал шум и конский топот пан Михайло Войнилович, стоявший в

близкой деревне с пятью хо-

1) Ibidem, 545.—Staroz. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 278, 337.—Памяти. киевск. коми.,

П, 3, 101.

2)

Staroz. Pols., J. Wojna z koz. i tat., 339.

3)

Ibid., 280.

4)

Ibid.. 284—289.

5)

Ibid., 278.

6)

Ibid., 280.

r) Staroz. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 279.

451

ругвямн кн. Вишневецкого; он бросился к Наволочи, предупредил своих

неприятелей и, соединившись с разбуженным тревогою отрядом Царыны, прогнал

подкрадывавшихся к местечку Козаков и татар х). Вслед затем подошло целое войско и

вступило в городок. Некоторые полководцы хотели ударить прямо на Хмельницкого, но

Вишневецкий подал совет идти по дороге в Киев и соединиться с Радзивиллом, а потом

уже, с бблыпими силами, задавить козацкого предводителя. Потоцкий принял совет и

назначил отдых войску на несколько дней в Наволочи. Наступал праздник Успения.

Поляки считали обязанностью провести его на месте, а не в дороге 2). Может быть,

живое воспоминание Зборовской битвы оставило такое впечатление и несчастную

примету об этом дне.

Во время стоянки в Наволочи поразила поляков неожиданная скорбь.
– 3-го августа

(13-го н. с.) был совет, где принято мнение Вишневецкого; совет происходил в шатре

князя. Во все продолжение дня паны оставались у него в гостях. Иеремия был весел,

шутил, потчевал гостей и сам пил против обыкновенной своей трезвости. На другой

день он съел арбузов и напился меду; это испортило у него желудок; оказались

признаки горячки. 9-го августа его отнесли в замок и чрез двадцать два часа скончался

храбрый полководец, в цветущих летах, среди блестящих подвигов, счастливый

любовью соотечественников. Войско было поражено горестью до исступления; смерть

его казалась подозрительною; поговаривали, что его отравили ядом.

12-го августа (22-го н. ст.) тело Иеремии отправили в Вишневец к родным могилам.

Верная дружина покойника провожала его и хоружий, в знак последней почести,

держал опущенное вниз знамя, а предводители шли за ним с открытыми головами. Звук

труб и бубен, залпы из пушек и ружей были прощальною данью всего войска

воинственному князю. «Редкий тогда не плакал, говорит очевидец, потому что все

простые жолнеры любили его, как только может солдат любить своего генерала».—«Не

скоро явится в Польше подобный герой», говорили они единогласно 3). «Зато

Хмельницкий, говорит польский летописец, обрадовался, как услышал, что нет более

того, кто всегда стоял ему костью в горле».—«Наконец Бог услышал наши моления,

говорил он козакам: десница Божия оказала справедливость: князь Вишневецкий,

хотевший некогда обладать целою Русью, теперь занимает четыре локтя земли. Оружие

наше не сразило его; Бог, мститель крови нашей, поразил беззаконную голову» *).

На другой день после похорон войско вышло пз Паволочи, по дороге к Трилисам,

отстоящим от Паволочи на тридцать верст. «Мы очутились тогда, говорит современник,

среди необозримых жатв и всеобщего изобилия. По обеим сторонам дороги мелькали

хутора, потонувшие в роскошных са-

’) Painietn. do pan. Zygm. III, WI. IV i Jan. Kaz , II, 200.

2)

Staroz. Pols„ I. Wojna z koz. i tat., 284—342.

3)

Staroz. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 286.—Памяти, киевск, коми., И, 3, 105—

107.—Histor. belli cosac. polon., 193.—Histor. ab. exc. Wlad. IV, 80. —Pam. о wojn. 'koz. za

Chm., 92.—Ист. о през. бр.—Annal. Polon. Clim., I, 285.

*) Histor. ab. exc. Wlad. IY, 80.

29*

452

дах и насеках, и голодное жолнерство бросилось жадно на грабежи». В пять часов

вечера поляки подошли к Трилиеам. Потоцкий послал к местечку объявить жителям

прощение и пощаду, если они впустят войско. Поляки, подошедши. увпдели, что все

местечко окружено по валу дубовым толстым забором; на заборе спдели вооруженные

люди обоего пола с разными орудиями, и военными и домашними.

«Покоритесь вы нам, ляхи,—кричали они,—не морить соби коней, бо ни на чом

буде до Кракова утикаты!»

Вслед затем раздался залп и смех над падавшими врагами.

Потоцкий приказал войску подвинуться, чтоб показать упорным свою силу; «но ни

одна яшвая душа не думала просить милосердия, говорит современник *). Они сидели

попрежнему и ругались над врагами, хотя видели ясно, как велико польское войско и

как ничтожна их сила».

Потоцкий отрядил шестьсот человек пехоты и четыреста драгунов и велел им идти

на штурм, а между тем еще раз сделал мирное убеждение.

«Гетман,—говорили посланные к местечку,—не желает вас губить и обращать в

пепел местечко его королевской милости. Опомнитесь и покоритесь».

«Убирайтесь к чорту, ляхи,—отвечали козаки,—король ваш утик, и вы идить соби у