Богдан Хмельницкий

потом сам пришлет за мною и согласится».

В самом деле через несколько времени Выговского снова позвали; Маховский

дожидался ответа. Наконец Выговский вышел и сказал:

«Оставим этот пункт до времени; Хмельницкий согласен с своей стороны, но чернь

взбунтуется, когда узнает, да и татары не послушаются и начнут грабить насъ».

«А почему же, —сказал Маховский,—козакам не соединиться с коронным

литовским войском и не прогнать неверных?».

«Нельзя,—сказал Выговский: своевольная чернь мешает. Мы уладим это после и

выпроводим орду».

Маховский снова вошел к Хмельницкому.

«Всего лучше будет,—сказал он, —если вы пожалуете со старшинами в обоз к нам,

и там сами потолкуете с гетманами».

Выговский хотел-было уже договариваться, как вдруг один из полковников сказал:

«Этого не будет. Мы не пустим так гетмана. Чтоб еще и он остался в польском

лагере, как Крыса! Уж мы и то потерпели от черни под Верестечком, когда гетман ушел

с ханом. Если старшины будут уговариваться в польском лагере, а чернь не будет знать

что они постановляют, то поднимется бунтъ».

«В таком случае мы будем совещаться в поле при войскахъ»,—сказал Маховский.

«Нет,—отвечал Хмельницкий,—пусть лучше коммиссары, которых назначат

гетманы, прибудут для переговоров в Белую-Церковь».

«Гораздо приличнее,—прибавил Выговский, — для достоинства его величества,

дарующего мир, если коммиссары будут договариваться в Белой-Церкви, королевском

замке: там они будут безопасны».

Маховский не соглашался, оскорблялся тем, что козаки, не доверяя полякам,

требовали к себе так много доверенности.

Но Выговский. стал пред ним на колени и говорил:

«Ради Бога, умоляем вас, пусть коммиссары приедут в Белую-Церковь.

461

В поле невозможно договариваться; чернь и своевольная орда не допустят. Богом и

душами нашимн клянемся, что паны будут безопасны».

Хмельницкий и полковникн стали также на колени н поклялись хранить народные

права н святость гостеприимства.

3-го сентября (13-го н. ст.) Наховский уехал с двумя избранными козакамив лагерь,

который во время его отсутствия перенесен из-под Василькова в Германовну: в тот

самый день оба войска, коронное п литовское, соединились2).

Хмельницкий, ожидая коммпссаров, двинулся с своим войском под Белую-Церковь.

Кисель вызвался ехать к Хмельницкому коммиссаром. С ним отправились:

смоленский воевода Глебович, Гонсевский и брацлавский подсудок Коссаковский. Они

взяли с собою двадцать четыре мирные предложения, которых •смысл клонился к

уничтожению козацкой силы. Из этих пунктов, которые почти все вошли потом в

белоцерковский договор, были тогда главнейшими: уменьшение реестрового войска до

15.0.00; ограничение жительства Козаков одним киевским воеводством; право стоять

коронным войскам в Украине и разлучение с ордою. Два полка проводили коммиссаров

до Белой-Церкви и воротились назад, а они отправились далее с пятьюстами драгунов.

Пестрая толпа Козаков и татар окружила замок. Экипажи коммиссарские ехали посреди

козацких возов и татарских арб. Русские толпились около них, кричали, свистали,

грозили отнять у них экипажи, проклинали ляхов. Старик Кисель, выглядывая из

экипажа, говорил им с кротостью:

«Мы не ляхи, друзья мои; я русский; мои кости такия же русские, как и ваши».

«Твои русские кости слишком обросли польским мясомъ»,—отвечали ему козаки.

Хмельницкий, Выговский и полковники спешили к ним на встречу, унимали

своевольную толпу и с почтением ввели в замок.

Толпа Козаков и татар бежала за ними.

«Эй, пане гетмане!—кричали козаки:—-не добре так чинишь, що вже з ляхами

братаешься».

В это время везли в замок съестные припасы.

«А що се?—кричал один козак:—ляхам стации будем даваты!».

За это Богун разрубил его саблею.

Переговоры продолжались недолго. Предводитель соглашался на все условия, но

просил только прибавить число Козаков до 20.000 п права для козацких городов и

местечек быть свободными от постоя. Что касается орды, то он обещал не сноситься с

татарами, но отказывался обратить на нее оружие, потому что козаки его не послушают

и произойдет бунт.

По окончании договора Хмельницкий с полковниками вышли из замка. Наступило

молчание; начали читать договор. Но только что хлопы заметили,

Ч Staroz Pols.,I. Wojna z koz. i tat., 298. — Annal. Polon. Clim., I, 288, 2S9.— Летоп.

IIOB. о Мал. Pocc., 96.—Woyna domowa. 4. 2., 57.—Histor. ab exc. Wlad. IV, 84. ) Staroz.

Pols. Wojna z koz. i tat., 297.—Histor. belli cosac. polon., 198.

462

что Зборовский договор нарушен и они опять будут служить панам, как вдруг

поднялся шум.

«От так-то ты, пане гетмане, з-ляхами трахтуешь, а нас покидаешь и од орды

одступаешься! Сам себе та старшину вызволяешь, а нас знаты не хочешь. Сам еси

привив на все, що мы пиднялись на панив, а теперь оддаешь нас, бидных, на муки пид

кии, та батоги, на пали та на шпбеныци. Але прежь ниж до того дийдется, и ты сам

наложишь головою и ни один лях живцем впдсиля не выйде!»

Раздались выстрелы; Хмельницкий и полковники убежали в замок. Толпа обступила

замок со всех сторон и готовилась брать его штурмом.

«Отсе вже вы пошалилы, панове, — говорил коммиссарам Выговский,— в огонь

такий приихалы! Боронячи вас, и мы пропадемо. Однакже хиба по нашому трупу

дойдут до вас!»

Татары начали пускать стрелы, хлопы бросали каменья; окна разлетались * и одна

стрела чуть было не попала в голову воеводе. Хмельницкий, с изумительною для панов

неустрашимостью, вышел снова из замка со всеми старшинами; чернь толпилась