Богдан Хмельницкий

Польщу, бо се вже не ваша земля».

Это удивительное упорство взбесило поляков.

«Нет, — говорили они, — нечего жалеть дрянной деревушки; хлопское упрямство

скорее усмирится саблею и огнем, чем угрозами и поблажками».

Отряд, назначенный для штурма, вышел еще до рассвета, в то время, когда сон

особенно одолевает человека. Жители не спали. В местечке горели огни; дубовый

частокол попрежнему был усажен людьми. В местечке, кроме, всего вооруженного

населения, было только шестьсот Козаков; погибель их была очевидна, но они

решились показать собою в Украине пример, что только отчаянием можно спасти их

дело.

Пржиемский ударил залпом из орудий; из местечка отвечали тем же.

Пржиемский повторил канонаду; польские ядра проломали тройной забор: жолнеры

перескочили через глубокий и узкий ров и ворвались в местечко. Жители заперлись в

замке.

Пехота полезла на вал замка. С ожесточением оборонялись русские;: женщины

поражали немцев рогачами и косами; одна баба зарезала косою начальника отряда

полковника Страуса, и более ста человек немцев легло на валу. Но Трилисы были

взяты; железное упорство привело победителей в зверство; овладев местечком, они

разбивали о стены младенцев, потому что никто из взрослых не дался живой. «В

четыре часа утра Трилпс не стало; все местечко, замок, прекрасная церковь—все было

принесено в жертву Вулкану, как говорит современник 2); сгорели даже вековые,

толстые, как пивная бочка, дубы, окружавшие местечко». Всех жителей в местечке

погибло более двух тысяч. Поляки, недовольные этим, бегали по околице, по

‘) Staroz. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 344. 2) Ibidi, 342.

453

лесам н болотам, и убивали без разбора всякого русского, какой только им

встречался. По обгорелым развалинам хат лежало множество разбросанных трупов

мужских, женских и детских; вся окрестность усеяна была телами; храбрость

украинских женщин изумляла поляков, и они, в ожесточении, убивали каждую

женщину, думая, что это мужчина в женском платье.

«О, Господи Боже! как Ты милосерд!»—восклицали поляки, добыв в разоренных

хуторах скота, хлеба, горелки.

Начальник козацкого отряда в Трилисах, сотник Богдан, был схвачен живым и

посажен на кол ').

Простояв два дня на пепелище Трилис и окрестных хуторов, поляки

переправлялись целый день по узкой плотине и 16-го августа (26-го н. ст.) пришли в

Хвастов. Там не было живой душп. Все жители, испуганные разорением Трилис,

ожидали себе такой же участи в случае упорства, а покориться не хотели, и потому

разбежались, оставя жолнерам пустые дома. Киевский митрополит послал в подарок к

Потоцкому напитков и просил пощады духовенству и православным жителям.

Простояв несколько дней в Хвастове, войско двинулось к Василькову.

За четыре дня до разорения Трилис Киев испытал также горькую участь.. Литовцы

сначала подошли по-дружески, но чрез несколько дней Радзивилл ввел всю свою

армию в Киев, приказал отбирать у жителей оружие и потом обвинял город в измене,

потому что горожане выпустили свободно отряд корсунского полка и своих собратий,

убежавших в нижния страны Украины. Литовский гетман нарядил коммнссию для

отыскания виновных. Эта коммиссия открыла, что те, которые были виновны, ушли из

города; тогда Радзивилл принялся за тех, которые имели какое-нибудь сношение с

людьми, признанными мятежниками, и многих мещан вешал и сажал на кол. Жолнерн

грабили и насиловали жителей, ругались даже над верою. Памятником посещения ими

Киева осталась до сих пор в Братском монастыре изуродованная икона Богоматери, к

которой набожные богомольцы прибегают с мольбами.

Поступки войска ожесточили жителей. Между тем гетман Богдан Хмельницкий,

узнавши об отходе из-под Киева Ждаиовича, послал к нему строгий выговор, угрожая

войсковою карою за самовольство, п снарядил в помощь ему два полка,

Белоцерковский и Уманский, а к митрополиту Сильвестру написал, что ему, как

пастырю православному, не следовало удалять Козаков от обороны церквей,

монастырей и целебных мощей киевских и православных христиан от еретических рук,

и самому митрополиту не годится бояться даже смерти, в надежде, если бы он и

пострадал за веру, принять за то от Господа Бога венец 2). Тогда Жданович вошел в

тайные сношепия с киевлянами и составлял план погубить неприятельское войско в

Киеве, Он Отправил Мозыру с двумя тысячами к Днепру, приказал ему тихонько

подплыть под литовские байдаки и зажечь их; другой же предводитель, Горкуша,

также, с двумя тысячами, должен был идти по правому берегу и ударить

О Памяти, киевек. коми., II, 3, 110.—Staroz. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 287— 288,

344—345.—Annal. Polon. Clim., I, 287.—Histor. belli cosac. polon., 194—195.

2) A. IO. n 3. P., III, 472-473.

454

неожиданно на Старый город. Сам Жданович, с шестью тысячами Козаков,, плыл

по Днепру вверх, и готовился пристать к берегу, чтоб напасть на литовцевв то время,

когда Горкуша нападет на них с другой стороны города. Тогда,по уговору с ним,

жители, ожесточенные грабительством литовцев, решились сами зажечь дома свои,

истребить все достояние, чтоб оно не доставалось в руки врагов, и этпм пожаром

произвести смятение, которое помогло бы козакам.

6-го августа (16-го н. ст.) один неустрашимый мещанин на Подоле первый зажег

свой дом и все строение, а потом сам бросился в огонь; его подвиг увидели враги: он

хотел избавить себя от позорной казни. Шестьдесят домов сравнялись с землею. На

другой день, в полдень, увидели мещане издали Козаковъ—и Киев загорелся со всех

сторон. Поднялся страшный вихрь. Очевидец рассказывает, что он, стоя на горе,