Богдан Хмельницкий

491

– достоинства, ради обета, данного поляками, умоляю, чтоб Калиновский не

допустил свободно пройти в Молдавию козакам и татарам, их союзникам. Предстоит

удобный случай уничтожить их, беспечных, не помышляющих о нападении. Козаки так

много преступили против поляков, что Полына должна защищать меня от

несправедливого насилия, меня, живущего под крылом польского орла».

Дочь молдавского господаря славилась у современников как красотою, так равно и

богатством своего родителя, долженствовавшего наделить ее блестящим приданым, и

потому привлекала к себе искателей руки её. Кроме Вишневецкого, которого, как

сказывают, она даже полюбила, на ней хотели жениться сын коронного гетмана Петр

Потоцкий, староста каменецкий и сам польный гетман Калиновский, несмотря на

неравенство лет 1),

Король в то время готовился идти в Пруссию и утешал господаря • тем, что

Хмельницкий, быть может, только стращает своим походом. Он обещал ему помощь.

Хмельницкому попалась в руки эта корреспонденция 2).

По просьбе Лупула, Калиновский стал лагерем на берегу Буга, близ горы,Батога,

или Батова, неподалеку от Ладыжина, и готовился преградить путь Тимофею. Польское

войско состояло, по сказанию украинского летописца, из пятидесяти тысячъ3), а по

известию польских современных историковъ4)— из двадцати тысяч слишком. Из них

двенадцать тысяч было конницы, а восемь пехоты, разделенной на восемь полков, в

каждом по тысяче человек. Это разногласие, однако, разрешается: быть может,

польский писатель считает одних фронтовых, а украинский — всех годных к бою,

которые были в обозе. Войско польское не любило главнокомандующего; полководцы

были с ним во всем несогласны, а Калиновский, упрямый и строптивый, хотел всегда

поставить на своем, хотя бы чужия мнения очевидно были справедливы. Паны

советовали ему стать близ Врацлава или Райгорода, но Калиновский выбрал вовсе

неудобное место; впереди лагеря была река Буг; с других сторон окружали поляков

леса и болота; гора Батог, с обрывами, возвышалась позади избранного места 5).

Калиновский напоминал всем, что он главнокомандующий г-делал так, как не хотелось

другим.

Для Хмельницкого ничего не могло быть желаннее этого повода к начатию войны,

который сами поляки подавали ему. Он мог одолеть неприятеля, разрушить

унизительный договор и ясно доказать пред целым светом, что виною разрыва

неприятели. И вот козацкий гетман собрал четыре козацких полка: Чигиринский,

Черкасский, Переяславский и Корсунский 6) да пять тысяч крымцев под начальством

Нуреддина и двинулся к Ладыжину 7). Четырнадцать тысяч ногайцев под

предводительством Карач-мурзы пошли доро-

Ч Pamietm. Jemiolowsk, 33. — Szajnocha. Домна Розанда, русск. лерев. Руеск.

Мысль. Июнь, 1881 г., 274.

Ч Histor. ab. exc. Wlad. IY, 102.

3) Летоп. Величка, I, 108.

Ч Histor. ab. exc. Wlad. IY, 104.—Latop. Jerl.

5) Wojna dom. 4. 2, 70—71.

r') Рукоп. Имп. П. Библ., № 63.—Ks. Раш. Jak. Michal, 658.

Ч Летоп. Велпчка, I, ПО.

492

гою; они должны были переправиться через Буг, ниже урочища Батога, и ударить на

поляков в назначенное время: гетман заранее рассчитал день, в который козаки и

татары могли с разных сторон сойтиться и напасть на неприятеля. Не доходя за

несколько десятков верст до Ладыжнна, Хмельницкий послал к Калиновскому

следующее письмо:

«Хмельницкий Калиновскому, русский гетман польскому, желает здравия. Не хочу

скрывать пред вашею вельможностыо, что своевольный сын мой, Тимофей, с

несколькими тысячами войска идет жениться на дочери молдавского господаря.

Конечно, до .этого нет никому дела, но я удивляюсь, что многочисленное польское

войско, неизвестно для чего, стало при Батоге, как будто с намерением заступить

дорогу моему сыну. Я прошу вашу вельможность, для спокойствия отечества,

отступить с своим войском, тем более, что польское • войско стоит на месте, вовсе

неудобном для обороны. Я опасаюсь, чтоб свадебные бояре, по легкомыслию, не завели

ссоры с войском и сын мой, по своей юности, не вздумал искать первой удачи военного

поприща» х).

Отправляя это письмо, Хмельницкий написал в нем: из Чтирина, и поставил заднее

число. Письмо это произвело различные мнения и догадки между поляками.

«Хмельницкий, — говорили одни, — теперь уже стал не тот, что был: он поступает

искренно, иначе, для чего бы ему указывать нам неудобства нашего положения? Скорее

бы он им воспользовался».

«Нет, —говорили другие,—он все тот же изменник, как и был; он хочет заранее

оправдаться и выдумал, что сын его идет без его позволения. Он хочет опустошить

Молдавию; нам нельзя оставить без обороны верного союзника Речи-Посполитой».

Другие военачальники не верили Хмельницкону, однако советовали гетману отойти

с дороги и не мешать пройти Тимофею, а между тем собрать войско из-за Днепра.

Особенно уговаривал Калиновского Пржиемский, начальник артиллерии, старый

воин,поседевший в битвах во Франции и Швеции, гордившийся тем, что выдержал

славную осаду под Бриссаком.

«Послушайте меня, старика,—говорил он,— я смолоду красно говорить не учился,

да дело смыслю; но ведь словами татарской сабли от шеи не отобьешь. Будет беда, если

мы их остановим, запьет козак нашею кровью свадебную пирушку; побьют у нас

лошадей, а потом загонят, как волков в яму, и кончится тем, что или постыдно

сдадимся, или напрасно погибнем. Уйди лучше, пан гетман, с конницею, а я с