Богдан Хмельницкий

Львова король поехал по имениям знатных панов, от которых много зависело. Еще до

приезда во Львов он был у Любомирского в Виснице, после осмотра войск он посетил

Вишневецкого в Белом Камне, Конецпольского (сына покойного гетмана) в Бродах,

Замойского в Ярославле. Везде проезд его сопровождался празднествами,

пиршествами, потешными огнями; короля и всех бывших с ним щедро дарили.

Оссолпнский опять сошелся с королем, и Владислав в угоду ему назначил польным

гетманом отца его зятя, Мартина Калиновского. Этим однако он не расположил к себе

черниговского воеводы, недавно наговорившего ему неприятностей по поводу

предполагаемой войны. Потоцкий, вслед за гетманскою булавою, получил предписание

идти с войском к Каменцу:. то был уже приступ к войне; во Львове новый коронный

гетман казался более, чем прежде, разделявшим королевские желания, но он получил,

вслед затем от сенаторов письма, в которых запрещали ему слушаться короля и

убеждали дождаться сейма; и коронный гетман приостановился.

Королю ничего не оставалось, как ехать в Варшаву и предать свой воинственный

замысел воле сейма. Он вернулся в сентябре.

Стали собираться сеймики, всегда предшествовавшие открытию сейма. Повсюду

шляхта оказалась нерасположенною в войне; так настроили ее наны; везде шумели,

кричали против короля. Шляхта не только не хотела войныипо отвращению к ней, она

проникала тайные побуждения к войне. Король,—кри-

9

II. КОСТОМАРОВ, КНИГА IY.

130

чали на сеймиках,—-затевает войну, чтоб составить войско, взять его под свое

начальство и укоротить шляхетские вольности. Хотят обратить хлопов в шляхту, а

шляхту в хлопов! Возникли чудовищные выдумки, болтали, что король хочет устроить

резню в роде варфоломеевской ночи или сицилийских вечерень, что у него собрано

десять тысяч войска, что он намерен окружить им собранных на сейм послов и

заставить силою подчиниться его воле. Буйство новонабраниого войска раздражало

обывателей до того, что в Великой Польше хотели составить ополчение для изгнания

названных гостей. Нигде так не кричали против короля, как в этом крае. На тамошних

сеймиках составлены были инструкции, в которых требовали ограничить еще более

власть короля, н по поводу этого устроить на сейме совещание послов с сенаторами, не

в присутствии короля, следовательно, против него. Шляхта кричала уже не только

против короля, но и против сенаторов. Оссолинский подвергался злейшим обвинениям

и ругательствам: его обзывали прямо изменником отечества. Распущены были

брошюры, одна другой злее; везде выбирали на предстоящий сейм в послы

враждебных королевской власти, горячих защитников шляхетского самоволия.

Сейм открылся 29 ноября. Оссолинский в длинной пропозиции представил сейму

королевские желания, изложил прежния отношения Речи-Посполнтой к Турции и

доказывал, что война неизбежна. Даже противники Оссолинского сознавали, что

пропозиция написана была красноречиво и убедительно, но она, тем не менее, не имела

успеха. Между сенаторами первый восстал против Оссолинского коронный подканцлер

хелминский епископ Лещинский. Он начал с того, что воздал хвалу королю за его

намерения, припоминал оскорбления, какие переносила Польша от мусульман,

выводил из этого, что война необходима, но война не наступательная, а

оборонительная. Мало-по-малу оратор перешел в другой тон, который был до того

неприязнен Владиславу, что некоторые замечали неуместность его выходок.

«Лещинский,—говорили они,— один из министров; он по своей обязанности должен

частным образом напоминать королю его долг и предостерегать, а публично следует

ему защищать короля». За ним говорил гданский каштелян Кобержицкий, доказывал,

что приповедные листы для вербунки войск, данные за приватною печатью короля,

огорчают Речь-Посполитую; он взывал, что нужно установить меры, дабы на будущее

время невозможно было делать этого. Резче всех говорил против турецкой войны

перемышльский каштелян Тарло. «Предки наши,—выражался он,—всегда избегали

войны с Турцией»; с другими неприятелями они счастливо мерялись, а борьбы с этою

гидрою избегали». Общее желание сената было не только против наступательной, но и

против оборонительной войны; все находили, что король не должен иметь права

самовольно приглашать и собирать войско.

Такой прием королевской пропозиции в сенаторской Избе огорчил короля до того,

что он слег в постель; послы хотели видеться с королем, но король несколько дней не

принимал их по причине болезни; их допустили первый раз к постели короля только 5

ноября. Канцлер от имени короля сказал им так: «Король предоставляет Речи-

Посполитой рассудить: следует ли удержать собранное войско или распустить его, но

пусть государственные чины обратят внимание на то, что в настоящее время

неприятель-

131

ские козни внушают опасение; если же государственные чины требуют непременно

распущения войска, то король не стоит за него, только желает, чтобы это распущение

совершилось без вреда для подданных, постепенно. Напрасно думают, будто все это

войско состоит из чужеземцев; его составляют главным образом люди польского

происхождения, присягавшие королю и Речи-Посполитой».

Возвратившись в Избу, послы стали разбирать королевский ответ и были им очень

недовольны. «Самое лучшее средство распустить войско,—говорили тогда,—свернуть

знамена, и пусть каждый идет куда хочет; те же, которые были зачинщиками замысла,

пусть теперь постараются о средствах распущения войска».

Некоторые предлагали предать суду тех обывателей, которые без всякого