Богдан Хмельницкий

соизволения Речи-Посполитой набирали военные силы. Эта мысль о предании суду

тех, которые действовали по воле короля, была для него оскорбительна, особенно тогда,

когда никто не ставил в вину панам права держать войско, и никто не думал судить их

за это.

Сейм на несколько дней отвлекся другими занятиями, но 15 ноября прибыли

великопольские паны с своими инструкциями, где в резких выражениях шляхта

домогалась немедленного распущения войска, обвиняла короля в том, что он входит в

тайные совещания с иноземцами и требовала разговора послов с сенаторами в

отсутствии короля. Это последнее требование было не по сердцу самим сенаторам; оно

имело вид как будто послы хотят судить не только действия короля, но и сената, и

сенаторы, до сих пор нападавшие на короля, увидели необходимость стать до

некоторой степени защитниками его. Послы, возбуждаемые великопольскими своими

товарищами, из которых особенно кричал Вогуслав Лещинский, требовали объяснения

с королем, но Владислав извинялся болезнью и прислал к ним несколько сенаторов *):

они стали защищать добросовестность и благонамеренность короля. «Побуждение, с

которым король открыл вербовку войска, — говорили они, — достойно только

похвалы; если это предприятие находят противным закону—пусть из всего государства

будут удалены прибывшие сюда солдаты; король просит только о том, чтобы защита

Речи-Посполитой была обеспечена, чтобы нанятым солдатам было выплачено

жалованье, и чтобы нация обратила внимание на королеву, которая раздала на нужды

Речи-Посполитой принадлежащие ей суммы». Но представления сенаторов мало

умягчили послов. Они стали требовать, чтобы немедленно был написан и доставлен в

посольскую Избу универсал о распущения войска. Король в тот же день исполнил их

желание, но посольская Изба нашла, что королевский универсал написан в слишком

мягких выражениях; послы требовали, чтобы в этом универсале была угроза для

непослушных, и вместе с тем, чтобы коронному гетману было послано предписание

строго карать тех, которые окажутся виновными в совершаемых бесчинствах.

Король исполнил и это требование. Но послы не переставали горячиться.

J) Познанского епископа Шолдрского, жмудского епископа Тышкевича, воевод:

брестского Щавинского, Мстиславского Абрагамовича, поморского Денгофа, и

каштелянов: серадского Быковского и гданского Ииобержнцкого.

9*

132

Товарищ Лещинского, великопольский посол Твардовский, кричал: «Зачем король

вступает в союз с иностранными державами, зачем держит у себя постоянно

иноземных послов, зачем прекратил платеж татарам п раздражил крымского хана,

зачем выдавал приповедные листы без печати канцлера за своею приватною печатью,

зачем неправильно раздавал королевщины и награждал ими не тех, кого следовало по

заслугам? Немедленно распустить войско, уменьшить королевскую гвардию, которую

король увеличил без согласия Речи-Посполитой, возобновить мирный договор с

Турциею и Крымом!» За короля заступался тогда Остророг; он приводил в пример

Катона, советовавшего забывать прошедшее и размышлять только о будущем,

оправдывал короля в нарушении договора с татарами тем, что татары первые сделали

набег на польские области; «что же касается до сношения короля с чужеземными

посланниками,—говорил он,— то об этом мы узнаем от сенаторов на публичном с

ними совещании». Тогда один из послов, Хржонстовский, сказал: «Сенаторы с нами

говорят одно, а без нас другое. Мы не побоимся говорить с королем о наших

вольностяхъ».

Литовские послы, менее других заинтересованные в вопросе о войске и войне,

обратили занятия сейма к другим делам, но 28-го ноября великопольские послы опять

подняли этот вопрос. Остророг, недавно защищавший короля против них, теперь

пристал к ним и требовал, чтобы было отправлено посольство в Турцию для уверения

падишаха, что Польша не думает нарушать мира и чтобы вместе с тем были приняты

меры для укрощения Козаков, которые иначе станут беспокоить турецкия владения.

После долгих споров порешили отправиться к королю и предложить ему требования

немедленного распущения войска, уменьшения гвардии, удержания в повиновении

Речи-Посполитой Козаков и устройства совещания послов с сенаторами в отсутствии

короля. Все отправились к королю; маршал сейма Станкевич шел впереди с

написанными требованиями. Король, как кажется, не принял их. От его имени

Оссолинский сухо отвечал им так: «Универсал о распущенин войска уже послан; число

гвардии не означено законом и король будет держать столько, сколько понадобится; о

козаках король снесется с коронным гетманом, а разговора послов с сенаторами в

своем отсутствии король не позволитъ».

Это произвело напряженное волнение между послами по возвращении их в Избу;

находили нарушение свободы уже в том, что король дал ответ послам без участия

сената. Посол Коссаковский произнес: «пусть сейм не состоится; мы ни к чему не

приступим, пока не узнаем, что войско распущено». «Что же? если нам не позволят

совещаться с сенаторами в отсутствии короля, будем совещаться в его присутствии,»

сказал Хржонстовский. Но Корыцинский сделал такое предложение: «Не получив от

короля дозволения на разговор с сенатом, обратимся за этим дозволением к наместнику

короля, гнезненскому архиепископу». В Избе сделалось разногласие: ярые противники

короля ухватились сразу за предложение Корыцинского, но сейчас же нашлись и