Боги Гринвича

– Дело не во мне, – начала она. – Дело в девочках.

– Бьянка, он их обожает. Видели бы вы фотографию на его столе.

– Этой фотографии восемь лет, – возразила Бьянка. – Он относится к нашим двойняшкам как к пунктам из списка дел.

Она помрачнела. Кьюсак неожиданно, без всякой задней мысли, испытал острое желание утешить ее, а не пытаться защитить своего босса.

– Вам следует кое-что знать.

– Что? – спросила она, безуспешно пытаясь застегнуть пуговицу на блузке.

– На двадцать второе августа у нас запланирована встреча в Провиденсе. На той неделе, когда ваша семья отдыхает. Возможно, это уникальный шанс для нашей компании. И там мне нужен Сай, очень нужен.

Бьянка взяла со стойки коктейль, взглядом приглашая Джимми продолжать.

– Он отказался.

Кьюсак ловким и плавным движением взял у нее из руки бокал и поставил его обратно на стойку.

– Из-за близняшек. Ничто не должно мешать его общению с дочерьми, даже парень с миллиардом долларов и возможность перевести компанию на новый уровень.

Бьянка вновь схватила свой мартини, сделала глоток и ответила:

– Джимми, я написала десять романов. Я немного разбираюсь в героях. Думаете, за вами ничего нет? У вас есть семья. И она всегда стоит у вас за спиной. За спиной Сая Лизера стоят родители, которые били его. Папочка, который провел больше дней в тюрьме, чем дома. Мамочка, которая спала с кем придется, чтобы заплатить за аренду. И посмотрите только, где он теперь. Если кто-то и должен верить в Сая, так это я.

– Простите, – только и смог сказать Кьюсак.

– Джимми, я вам завидую. У вас есть жизнь. Я помню, на что это похоже.

– Простите, – повторил Кьюсак, ерзая на табурете.

Он перешел черту и теперь проклинал себя.

– Посмотрите, что случилось с нами. Сейчас у меня осталась единственная работа – не дать двойняшкам утонуть в нашем болоте.

У Бьянки повлажнели глаза, но она не плакала.

Лизер появился в 20.05. На нем были вылинявшие синие джинсы и потная толстовка с надписью NYU и отрезанными выше локтя рукавами. Ему явно требовалось принять душ. Влажные, зачесанные назад волосы больше подходили кочегару, чем хедж-фондовому магнату. Сай целеустремленно двигался к бару, неся в руке темно-синюю тенниску.

– Прости, Джимми, – извинился он.

– Похоже, вы побывали под прессом, – сказал Кьюсак.

«И ваша жена тоже».

– Ты даже не представляешь, – ответил Лизер и сделал знак бармену закрыть счет. – Этот гребаный партнер при каждой встрече настаивает на пятикилометровой пробежке.

– Я его знаю? – спросил Джимми.

– Нет. А сегодня я проскакал не пять километров, а все десять.

– Посмотри на себя, – резко бросила Бьянка. – В таком виде нельзя ужинать.

Лизер посмотрел на свою толстовку с выражением «а, точно». А потом он потряс весь бар: Бьянку, Кьюсака, бармена Тома и толпу, которая за прошедшее время сменилась несколько раз. Он сдернул с себя толстовку и начал натягивать синюю тенниску.

Женщина с отбеленными зубами, сидящая у пятиугольного бара, посмотрела на плоский живот Лизера и начала хлопать. Сай держал себя в форме. Несколько богов рассмеялись и тоже зааплодировали. Один, с выпученными от больной щитовидки глазами, крикнул:

– Эй, Лизер, не поздно рекламировать купальный сезон?

Но не всех повеселила такая эффектная смена костюма.

– Сай, да что с тобой? – рявкнула Бьянка.

– Мне надо мчаться, – сказал Кьюсак, пожимая руку Лизеру и целуя в щечку Бьянку.

В 20.20 он уселся за руль и вставил ключ в замок зажигания, вечное «приключение из области точной физики». Поймал правильный угол с третьей попытки. Старый драндулет завелся. Точнее, соизволил завестись. Машина вела себя как подросток, который делает Кьюсаку одолжение.

Джимми добрался до дома в 22.45. В квартире было темно. Свет на кухне выключен. Дома пахло свежими цветами – желанная передышка после дороги. Последний час с лишним он слушал блюз. Это хорошо. И дышал выхлопами машин. Это уже так себе. Обычно дорога до дома занимала сорок пять минут. Но когда Кьюсак добрался до Вест-Сайд-хайвей, он зарычал: дорога была забита машинами вплоть до моста Генри Гудзона.

Когда он позвонил из машины, Эми сказала:

– Просто приезжай домой.

Наконец Джимми, окруженный тенями и чувством вины, добрался до столовой. Он включил свет и обнаружил на обеденном столе блюдо с картофельным пюре, рубленой телятиной с грибами и зеленой фасолью, прикрытое пластиковой крышкой. Достаточно, чтобы подорвать микроволновку. Рядом стоял неприкрытый бокал с красным вином; оно слишком выдохлось, чтобы пытаться успокоить им нервы. И еще там лежал конверт с крупной надписью «Джеймс».

Кьюсак не знал, чего ожидать. Эми уже выслушала его сбивчивые оправдания: выпивка, босс, «бимер» в пробке. Он с любопытством и страхом разорвал конверт.

Записка гласила: «Джеймс, больше не могу сидеть. ЦО, Эми».

Сухие слова. Кьюсак никогда не понимал женских штучек с «ЦО». Но сейчас только эти слова, «целую и обнимаю», давали надежду, что он не навлек на себя немилость жены.

Кьюсак плюхнулся в кожаное кресло перед телевизором. В одиночестве. Он выпил вино и съел ужин. Он даже не потрудился согреть блюдо в микроволновке. Паршивый конец паршивого дня. Сейчас даже «Буря и натиск» [37] новостей минувшей ночи казались ерундой.

37

«Буря и натиск» (нем. Sturm und Drang) – период в истории немецкой литературы (1767–1785), связанный с отказом от культа разума, свойственного классицизму, в пользу предельной эмоциональности.

Глава 28

22 августа, пятница

«Бентвинг» по $53,05

К концу августа финансовая стратегия Виктора начала обещать столики у бассейна со стаканами текилы с лаймом, флакончик солнцезащитного крема и сброшенный бикини. «ЛиУэлл» покупала все больше акций «Бентвинга» и возместила пятьдесят миллионов своих потерь. Сотрудники преисполнились оптимизма; все, кроме Кьюсака, который наблюдал, как обещания осушают его банковский счет. Пару дней назад он подписал чек на 8990 долларов за обучение двух детей Джуда. Еще 12 330 долларов за троих детей Джека. Солдаты не могли позволить себе дать детям частное образование. Вдобавок мама Кьюсака на все лады ругала государственные школы. Она всегда настаивала на католическом образовании для внуков.

Хотя он откладывал деньги с каждой зарплаты, без премии Джимми никогда не вытянет 148 542 доллара процентов в феврале – десять месяцев по пять семьдесят пять. Ситуация напоминала о парне в черном капюшоне, который держит в руке веревку и ждет команды «тяни».

С того вечера в «Л’Эскаль» Кьюсак размышлял над комплексной стратегией, рожденной на Уолл-стрит и усовершенствованной в Хеджистане. Пересмотр соглашения. Крупные продюсеры, лучшие продавцы могли вопить, ругаться и угрожать уйти, пока не получали то, что хотят и, по их мнению, заслуживают. Но для этого требовалось получить доходы.