Борьба

Эмбер получила тройку с плюсом. У меня не было особых достоинств, но я была честна. И я не позволю своевольному подростку или новому адвокату в городе заставить меня изменить свое решение, каким бы привлекательным он ни был.

Если Ронан Тэтчер хотел бороться за это, прекрасно.

Если Эмбер Скотт хотела бороться за лучшую оценку, отлично.

Для меня будет величайшим удовольствием победить их обоих.

Глава 8

Ронан

Эмбер уставилась на документ, лежащий перед ней на столе.

— Это все?

— Это все.

— О, я ожидала, что он будет длиннее.

— Нет.

— Вы уверены, что больше нечего добавить?

Эта девушка просто убивала меня.

— Да. Я уверен.

Официальная жалоба на Ларк была относительно простой. В ней была изложена суть проблемы, а также просьба Эмбер изменить ее оценку. Никакой денежной компенсации. Просто четверка вместо тройки с плюсом.

Было бы лучше подать иск о возмещении денежного ущерба, но поскольку у Эмбер не было стипендии, которую она потеряла из-за этой оценки, и поскольку она не могла доказать, что Ларк намеревалась лишить ее упомянутой воображаемой стипендии, больше требовать было нечего.

Итак, мы остановились на изменении оценки.

Судья спустит с меня шкуру за растрату судебных ресурсов. Это была гребаная шутка.

Тем не менее, я все равно составил жалобу, и, хотя она занимала всего три страницы, включая стандартную информацию, такую как имена и другие личные данные, у меня на это ушел целый день. Каждое набранное слово давалось мне с трудом.

Особенно после того разговора с Ларк в моем гараже на прошлой неделе.

— И что теперь? — спросила Эмбер, кладя документ на мой стол.

Я откинулся на спинку стула, разглядывая ее одежду. Она была такой же, как и во вторник. Вчерашняя одежда была такой же, как и в понедельник, а та, как оказалось, была такой же, как и в пятницу. Пока что я насчитал три наряда. Три, для девочки-подростка.

Возможно, они были ее любимыми.

А может, это все, что у нее было.

— Это будет подано в суд, — сказал я ей. — Там они уже решат, что с этим делать.

Я тянул с этим как можно дольше, пытаясь лучше понять Эмбер. Но она оставалась загадкой, хотя с момента своего первого визита заходила в офис каждый день.

Ей не терпелось поскорее приступить к делу, но я солгал, сказав, что у меня есть другие дела, которые нужно уладить до ее дела. В глубине души я надеялся, что, если подожду достаточно долго, она забудет об этом. Что этот судебный процесс был спонтанным, и кто-то — ее родители или друзья — отговорит ее от этого. Но она была так же непреклонна, как и в начале.

И вот мы сидели и смотрели на официальную жалобу, которую я должен был подать в суд утром. Или, если бы я мог придумать оправдание, я бы сделал это в понедельник и выиграл бы себе еще несколько дней.

— Сколько времени потребуется суду на рассмотрение этого дела? — спросила она.

Я пожал плечами.

— Это зависит от того, что еще произойдет. Неделя. Месяц. Шесть месяцев.

Черт, если мне повезет, это случится после того, как она выпустится и, возможно, поймет, что тройка с плюсом — это еще не конец света.

Глаза Эмбер расширились.

— Шесть месяцев? Но мне нужно изменить ее прямо сейчас.

— Все зависит от решения суда.

Она съежилась на стуле, прикусив нижнюю губу.

— Давай поиграем в предположения. Допустим, твоя оценка не изменилась. — Я целую неделю предупреждал ее, что наиболее вероятным результатом будет тройка с плюсом, но у нее была сверхъестественная способность либо игнорировать мои слова, либо просто отказываться их слышать. Возможно, она считала меня полным идиотом.

Возможно, я и был им, раз взялся за это дело.

— Моя оценка должна измениться.

— Но что, если этого не произойдет? — Почему это было так важно? Каждый раз, когда я спрашивал, она уходила от ответа. И, судя по тому, как она выпрямилась, вздернув подбородок и не глядя на меня, сегодняшний день ничем не отличался от предыдущих.

— Когда мисс Хейл сообщат об этом?

Я вздохнул.

— Это вообще из-за оценки? Или это просто месть?

— Я заслуживаю лучшей оценки.

Упрямая девчонка.

— Я не знаю, когда они сообщат мисс Хейл.

— Это будет в школе? — в голосе Эмбер звучала надежда, как будто она была готова к полному унижению.

— Я не знаю.

Это действовало мне на нервы и выводило из себя, насколько мстительной была эта девушка по отношению к Ларк, но я изо всех сил старался это скрыть. Если Эмбер поймет, что я одновременно на ее стороне и на стороне Ларк, она вылетит из этого кабинета, и я никогда больше ее не увижу.

Эмбер снова взяла жалобу, просматривая первую страницу.

— Помни, что есть большая вероятность, что это не сработает. Судья, скорее всего, поддержит школу и не будет вмешиваться.

Еще кое-что, что, казалось, осталось без внимания.

— Еще нет пяти часов. Мы можем подать это заявление сегодня?

Да.

— Нет.

— Почему?

— Потому что.

Глаза Эмбер сузились, когда она прижала документ к груди, как будто боялась, что я заберу его у нее.

Ее отчаяние не было таким бросающимся в глаза, как в тот первый день, когда она пришла в офис, но оно присутствовало, наряду с повторяющейся одеждой и рюкзаком, в котором, казалось, всегда было слишком много вещей.

— Почему бы тебе не оставить этот черновик себе? Я перепечатаю официальную копию, которая отправится в здание суда.

Она кивнула и потянулась за своим рюкзаком.

Вчера я так и не смог придумать предлог, чтобы она открыла свою сумку, но всю неделю я пытался сделать что угодно, лишь бы она показала мне, что у нее внутри.

Во вторник там было два банана и пакет шоколадного молока. В понедельник — белое молоко с яблоком и еще один сэндвич.

Сегодня, пытаясь разобраться с жалобой, она достала свое фиолетовое пальто, а также два апельсина и коробку яблочного сока. Затем появилось что-то, завернутое в коричневые салфетки. Эмбер положила это на колени и достала папку. Одна из салфеток сдвинулась, обнажив чизбургер.