Бородинское поле
Шрифт:
Остапов! Девушка - мечта. Афродита! И познакомились мы с
ней как! О, это целая поэма! Я шел к ней через муки, через
преграды. Она мне досталась дорогой ценой. Суд чести, ты
понимаешь?..
– Разве она имеет отношение... к тому случаю?
– спросил
Игорь.- А как ты думал?! Самое непосредственное.
И Федоров поведал всю историю своего знакомства с
Новеллой. При этом он то и дело называл ее невестой,
говорил, что в ближайшее время они поженятся, что вопрос
этот
ждет его в Энске (надо обсудить конкретные вопросы
свадьбы). И если она уедет из Энска, не повидавшись с ним,
тогда все рушится, все летит вверх тормашками. Новелла
подумает о нем черт знает что и не простит. Вот почему он
должен встретиться с ней, чего бы это ни стоило.
– Да, да, Остапов, любой ценой, - повторил он
решительно и непреклонно.
– И что вы решили?
– настороженно спросил Игорь.
Федоров посмотрел на него пристально и строго. Сказал,
понизив голос до полушепота:
– Я решился на крайность. Но об этом будешь знать
только ты. И больше ни одна душа. Понимаешь? Никто. Тебе я
верю. Потому что ты такой... ну, понимаешь, на душу лег мне.
Ты мужик настоящий. Я решил после отбоя махнуть в город.
Утром я вернусь. Ничего не случится. Ты меня понял?
– Без разрешения?
– тихо спросил Игорь.
– Ну конечно.
– А почему бы вам к подполковнику Шпакову не
обратиться?
– Бесполезно.
– А вдруг?
– Шансов один из ста. Откажет - тогда уже все. Нет, лучше
так: поеду, а к утру вернусь.
– Но ведь это чепе.
– А кто узнает? Разве что ты доложишь. Скажешь ведь?
– Вы ставите меня в неловкое положение. Если спросят,
скажу, - твердо ответил Игорь. То, что задумал Федоров, ему
казалось невероятным, легкомысленным и даже преступным.
Ему все еще не верилось, что такое решение окончательно.
Возможно, старший лейтенант просто испытывает его.
– Если спросят - это уже другое дело. Ты на всякий случай
адрес запомни: улица Заречная, дом четыре, квартира тоже
четвертая. Легко запомнить.
– Геннадий Николаевич, - Игорь впервые обратился к
Федорову так, - очень прошу вас - не ездите. Это нехорошо.
– Плохо, говоришь?
– Голос Федорова прозвучал резко,
недовольно, с вызовом.
– А вдруг тревога? Можете себе представить?
– Тревога, говоришь? А ее не будет. Вот так-то. Не будет!
–
точно дразня и заклиная, выталкивал Федоров жесткие слова.
– А если будет? Она может быть в любую минуту.
– А ты не каркай! Ты и взрыв вот так же накаркал.
Они разговаривали на ходу. Последние слова обидно
задели Игоря. Он этого не заслужил. За что такое
оскорбление? Игорь остановился. Остановился и Федоров,
прищурил на
Игоря темные колючие глаза, в которых заигралиогоньки презрения.
– Нет, Остапов, ты никогда не любил. И не знаешь, что
такое настоящая любовь. Не знаешь и, возможно, никогда не
узнаешь. Ты сухарь, рационалист, автомат, робот. "Любовь
сильнее смерти" - это сказал Тургенев. А он умел любить. Для
большой любви нет преград. К любимой пойдешь через
минное поле, через десять рядов колючей проволоки, под
пулеметным огнем. Мне, Остапов, жаль твою Галю: она
ошиблась в тебе, как ошибся и я. Да, ошибся, поверял в тебя.
Обрушив на Игоря поток колючих, обидных слов, он вдруг
умолк, бледный, расслабленный, готовый еще что-то сказать в
заключение, поставить точку. Поэтому Игорь выжидательно
молчал.
– Вот что, Остапов, - наконец приглушенно сказал
Федоров, - я тебе ничего не говорил, ты ничего не знаешь.
Забудь, выбрось из памяти, зачеркни.
С этими словами он резко повернулся и быстро зашагал
в сторону гарнизона, шурша прошлогодней листвой, оставив
удрученного, растерянного Игоря наедине с болезненно
противоречивыми, путаными мыслями.
Игорь не сразу пошел в часть. Он хотел здесь, в этой
апрельской роще, оглушаемой вечерним пением дроздов и
зябликов, разобраться в путанице дум.
У него было свободное время - личный час, когда
солдаты пишут письма, читают книги, приводят в порядок свое
обмундирование, или, как он, Игорь Остапов, уединясь в
березовой роще, общаются с природой с глазу на глаз. А он
любил природу, умел ее понимать душой. Природу по-
настоящему он почувствовал и познал лишь в последние годы,
находясь на военной службе, вот здесь, в этом полнозвучном
лесу, где среди белоногих берез и шатровых елей стоят их
грозные ракеты. Она открылась ему однажды яркой осенью,
когда он еще тосковал по Москве, - открылась багряно-звонкая,
с грибным ароматом и золотым листопадом, и вошла в него
как праздник, неожиданный и навек желанный, и теперь она
была всегда с ним, в нем самом, потому что она окружала его
постоянно и неотступно, всегда - весной и летом, осенью и
зимой. И всегда она была разная, но неизменно прекрасная,
наполняла сердце радостью и ощущением чего-то великого и
вечного, торжеством жизни.
Игорь медленно шел опушкой, глубоко и с наслаждением
вдыхал полной грудью сладковатый апрельский воздух,
настоянный на прелой прошлогодней листве и ароматах
весенних почек, слышал удаляющееся шуршание быстрых и
дерзких шагов старшего лейтенанта и медленно погружался в
пучину обложивших его со всех сторон трудных дум. Было ему