Божий суд

– Слава богу, - произнес он каким-то вибрирующим голосом, - слава богу.

– Приятно слышать такое, - сказал Бэрд, все еще стараясь перевести разговор в русло более отвлеченных рассуждений.
– Люди не тал уж часто радуются нашему появлению.

Но Сигрен и на этот раз не принял "приглашения".

– Вы даже не можете представить себе, что я пережил за эту ночь, произнес он, нервно поглаживая рукой подбородок, - что я пережил...

Он пристально посмотрел на Бэрда:

– Вы будете вести следствие? Да, господин инспектор... или комиссар?

– Комиссар, - вздохнул Бэрд.
– Может быть, присядем?

– Да, да...

Сигрен тяжело опустился на тахту.

"Вряд ли преступник встретил бы меня так, - подумал Бэрд, присаживаясь на единственный стул, стоявший возле письменного стола.
– Впрочем, слова есть лишь слова. А я обязан подозревать каждого из них. Посмотрим, как он поведет себя дальше".

Сигрен то и дело нервно поглядывал на комиссара. Бэрд молчал. Наконец, Сигрен не выдержал:

– Я должен что-нибудь рассказать?

– Нет, мне уже все известно, - спокойно сказал Бэрд.
– Вам придется лишь ответить на несколько вопросов.

Он помолчал еще немного. Отчасти, чтобы помучить Сигрена (при такой ситуации это всегда полезно), но больше для того, чтобы найти какой-нибудь неожиданный вопрос.

– Давно вы занимаетесь наукой?
– спросил наконец Бэрд, прекрасно сознавая убийственную тривиальность этого вопроса, но так и не сумев придумать ничего другого.

Сигрен, напряженный словно спусковая пружина, ответил мгновенно:

– Седьмой год. В сентябре как раз будет ровно семь лет.

– И все это время вы провели здесь, в лаборатории Хэксли?

Вопрос был не лучше первого, но надо же было как-то продолжать.

– Нет, после скончания института - я окончил Мертский технологический после окончания я работал на морской испытательной станции. Потом познакомился с Девидсом и вот...

– Значит, это Девидс взял вас сюда?
– быстро спросил Бэрд, почуяв если не ниточку, то во всяком случае что-то такое, вокруг чего можно было вести дальнейший разговор.

– Да, Девидс рекомендовал меня господину Хэксли, - без всякого энтузиазма ответил Сигрен.

– Вы этим недовольны?

Сигрен пожал плечами.

– Нет, почему же? Здесь неплохо платят.

– А чем знаменит Девидс?
– поинтересовался Бэрд.
– Вы уж извините меня, но в этой области я довольно слабо осведомлен.

– О, Девидс был выдающимся физиком, - явно думая о чем-то другом, произнес Сигрен.
– Он доказал знаменитую теорему о слабом изоморфизме локальных структур. Вы, вероятно, слышали?

– Хоть я немного в физике и разбираюсь, - улыбнулся комиссар, - но если и понял из этого хоть что-нибудь, - то разве что слово "теорема".

Сигрен промолчал.

"Странно, все-таки, - подумал Бэрд, - почему этот еще совсем молодой ученый так говорит о науке? Без энтузиазма?"

– А вы любите свою работу?
– поинтересовался он.

– Работу?
– переспросил Сигрен.
– Работа как работа. Это моя профессия.

Он говорил безразлично, даже обреченно. Комиссар внимательно посмотрел на Сигрена. Он вдруг ощутил, как из-за стены скучных анкетных сведений об этом человеке начинает проступать что-то живое.

– Я вижу, вы не слишком удовлетворены?
– сочувственно спросил он.

Сигрен поднял глаза.

– Это совсем не то, о чем я мечтал, когда поступал в институт, произнес он тихо.
– В колледже я все время был первым по математике. Учителя предсказывали блестящее будущее. Да дело не в них. Я сам ощущал, как легко пульсируют мысли в моем сознании. Чувствовал, что могу решить любую задачу. Впрочем, вероятно, все это не имеет отношения к делу?

– Нет, нет, - быстро сказал Бэрд, - продолжайте.
– Я слушаю вас с большим вниманием.

– Возможно, все и было бы хорошо, но после колледжа меня призвали в армию. Два года муштры, нелепых приказаний. Из меня упорно пытались сделать некое автоматическое устройство. Я вытерпел, прошел через все это. Поступил наконец в институт. И вдруг с ужасом почувствовал, что голова уже не та. Что-то все-таки они из меня вытряхнули. Я по-прежнему хорошо запоминал, но думать стало тяжело. Былая ясность исчезла. Решение любой задачи, даже сравнительно простой, стало для меня мучением. Надо было бы, конечно, все бросить, заняться чем-то другим я не решился. Потом жена, дети.

– Но ведь это же чистейшая психология, - заметил Бэрд.
– Ваш мозг остался прежним. Вы просто потеряли веру в свои силы. Уж поверьте моему опыту.

– Я сам старался убедить себя в этом. Но увы, безуспешно. Я стал бездарным тугодумом.
– Сигрен в упор посмотрел на комиссара.
– Вы первый, кому я в этом признался. От них, - он мотнул головой в сторону двери, - от них, разумеется, я все скрываю. Не знаю, почему я вам рассказал.

"Странное все-таки существо - человек, - думал Бэрд, с интересом глядя на Сигрена.
– Странное и загадочное. Нельзя же, в самом деле, стать тупее за два года. Можно кое-что позабыть, потерять навык, но утратить талант, способности... Просто происходит нечто вроде короткого замыкания. В мозгу что-то переключается. Просто?
– Бэрд усмехнулся. Попробуй переключить "это" обратно... Как? Каким образом?"

В памяти комиссара невольно всплыла недавняя история с Понти Дауэном, Понти, хороший знакомый Бэрда, известный легкоатлет, чемпион страны, легко прыгал в высоту за два двадцать. Но года полтора назад во время соревнований Дауэн неудачно приземлился и повредил руку. Травма была не очень серьезна, но несколько месяцев Дауэн не смог ни выступать, ни тренироваться. Вылечившись, Понти возобновил тренировки и стал быстро набирать форму. Казалось, все идет отлично. Но вдруг обнаружилось странное препятствие. Странное и непонятное. Понти, даже с еще большей легкостью, чем прежде, брал два метра. Но стоило только поднять планку хотя бы на сантиметр выше, как он неизменно сбивал ее. То самое "короткое замыкание". Понти был в отчаянии. И неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не случай. Однажды судьи, устанавливая планку на двухметровой высоте, ошиблись. После того как Понти четко взял два метра, высоту проверили. И оказалось, что она была на пять сантиметров выше. Узнав об этом, Дауэн словно преобразился. Он тут же легко взял два десять и два двадцать и даже сделал попытку побить мировой рекорд. Переключение произошло. Но кто может подсказать, каким способом произвести его в других случаях?

– Дело в том, - вновь заговорил Сигрен, - что я... неудачник. За какое бы дело ни взялся, никогда не могу добиться чего-нибудь стоящего. И вообще, со мной все время что-нибудь случается. Какие-то неприятности.

– Напрасно вы обобщаете, - возразил Бэрд.
– Неприятности бывают у каждого. И, пожалуй, нет такого человека, у которого в жизни не было бы целых периодов сплошных неудач.

– Нет, - мрачно сказал Сигрен.
– Это свыше. Такова уж моя судьба. И тут ничего нельзя поделать.